Ничего не понимаю в мужиках. Сначала муж готов был убить за попытку посягнуть на мои прелести, теперь же собирается убить за отсутствие таких попыток. Вот и пойди разбери их хвалёную мужскую логику…
— Ваша супруга весьма привлекательная дама, — затараторил муз, — и я был бы только рад возможности пообщаться с ней поближе, но секс между творцом и музой невозможен физически. Как и между музом и творчиней. Вам не о чем волноваться.
Муж отпустил муза и вперил в меня прокурорский взгляд.
— Тогда чего ты жалуешься? Он тебя не трогал!
— Выкини его отсюда!!! — потребовала я.
Муж глянул на муза.
— А чего тебе не нравится? Вполне приличный муз. Одет со вкусом и на морде интеллект виден.
— Ты что? — ошарашено пролепетала я.
— У всех писателей есть музы, — безапелляционно заявил муж. — Значит и у тебя должен быть. Конечно, я бы предпочёл, чтобы это была муза, а не муз…
— Невозможно, — пискнул у него из-за спины мифологический персонаж. — Творцы и музы бывают только противоположного пола.
— Видишь, лапка, — сказал муж, — по-другому никак нельзя. Так что вы попытайтесь как-нибудь наладить отношения.
— Ты что?! — возмутилась я. — Как ты можешь? Я твоя жена! Ты должен меня защищать!
— А разве он тебя обидел?
— Он лезет советовать как мне писать!
Муж смотрел озадаченно.
— Так на то он и муз.
— Я и без него справлюсь!
— Но ведь с музом-то будет лучше!
— Кому лучше?! — заорала я уже истерично.
Да как же им объяснить, что моё творчество — это только мой мир, вторгаться в который я не позволю никому. Даже мужу. Одно дело, когда человек, которому я всецело доверяю, читает уже готовую главу, и совсем иное — если даже он попытается влезть в сам творческий процесс. Такое посягательство сродни изнасилованию. И тем более невыносимо, если в моё творчество норовит вклиниться какой-то непонятно откуда приблудившийся муз.
Лучше я вообще писательством заниматься не буду, чем соглашусь терпеть в нём постороннее вмешательство. Мой мир и моё творение только для меня. Все прочие пусть или довольствуются его результатом, или проваливают прочь.
И ещё — если не можешь творить самостоятельно, то с подпоркой в виде муз тем более ничего не получится. Любой и каждый свою жизнь проживает только сам.
А тут заявился какой-то мифологический поганец и норовит отнять у меня мою жизнь, пытается превратить мою единственную и неповторимую личность в инструмент для воплощения его фантазий.
— Никогда! — зарычала я. — Никто! Никому!
Мужчины опасливо попятились.
— Я предлагал вам способ разойтись, — осторожно сказал муз. — Поверьте, это единственный выход. Вы пишете рассказ — совсем коротенький! — и я исчезаю. Вы обо мне тут же забудете!
— Ты слышал? — воззвала я к мужу. — Он же мне проституткой стать предлагает! По-скоренькому обслужить его фантазии, и тогда он оставит нас в покое!
— Да провались ты глубже Тартара! — завопил муз. — Можно подумать, мне наша связь нравится! У всех творцы как творцы, мне же свалилась на шею натуральная психопатка!
— Э-э, — тут же возмутился муж, — выбирай выражения!
Муз шмыгнул в зал и спрятался за кресло.
— Да ладно тебе, — смутился муж. — Просто будь немного повежливее.
Муз принялся заверять его в безусловном к нам почтении и вдруг замолчал на полуслове, осенённый внезапной идеей. Вылез из-за кресла и подошёл к нам.
— Ведь народная мудрость гласит, — сказал он моему супругу, — что муж да жена — одна сатана. Вы даже увидеть меня смогли, хотя и предназначен я только для своей творчини. Может быть, вы, — с надеждой посмотрел он на мужа, — и рассказик за жену напишете? Тогда я сразу уйду!
Муж задумался.
— Нет, — сказал он. — Если я и займусь когда-нибудь свободным творчеством, то это будет живопись. И чтобы никаких муз и музов поблизости! Мне и своих мозгов хватит, заёмные ни к чему.
— И впрямь — одна сатана, — обречённо вздохнул муз. — А мне-то теперь что делать?
Муж смотрел на него с сочувствием.
— Да, вляпался ты конкретно.
— Зайчик, — сказала я мужу, — ты ведь юрист. Самый лучший в городе. Придумай что-нибудь!
Муз смотрел на него с надеждой.
Муж думал.
— Ох, не знаю, — сказал он. — Ситуация сложная. Лапка, будь добренькой, сделай чаю.
Я пошла на кухню. Чай нам всем действительно не помешает. Да и муза кормить пора, ведь бедняга голодал с античных времён, так пусть у меня хоть немного отъестся.
— Ты не смотри, что она так взъярилась, — донеслось из коридора. — Вообще-то она хорошая девочка, хотя и со своими странностями. Но творческие натуры все со сдвигом, тебе ли это не знать. Зато как она готовит чай! Это что-то божественное! Да и сама по себе девчонка суперская, только подожди немножко, пока угомонится.
Муз что-то тихо ответил. Слов я не разобрала, но голос звучал мрачно и безнадёжно.
— Всё разрулится, — успокоил муж. — Я обещаю.
— И его обещаниям можно верить, — добавила я.
Чай мы пили в кухне, болтали обо всякой всячине. Пока дело не доходило до писательства, муз был вполне приятным гостем — эрудированным, остроумным и вежливым.
Кстати, о вежливости.
— Извини, — сказала я, — это ужасное свинство, но ведь я так и не спросила твоё имя.
— А у меня его и нет, — ответил муз.
— Как нет? — не поняла я.
— Музам имена ни к чему.
— Подожди, но ведь были Терпсихора, Мельпомена и прочие.
— Они и сейчас есть, — усмехнулся муз. — Только ни для кого другого, кроме Аполлона, не работают. Вот он и снабдил их именами, чтобы все видели, какой он крутой творец.
— Если ты не против, — сказал муж, — мы будем называть тебя Игорь. А то неудобно разговаривать с безымянностью.
— Как вам угодно, — пожал плечами муз.
Ни радости в голосе, ни обиды, зато явственно слышится какое-то напряжение и даже некоторая виноватость. С чего бы только?
Ночевать муз, разумеется, остался у нас. Я постелила ему в зале на диване, дала новую зубную щётку и полотенце, снабдила мужниным банным халатом и тапочками.
А сама решила в подробностях расспросить супруга о причинах его внезапного сочувствия к античному приблудышу.
Муж долго увиливал, но всё же разговорился.
— У меня есть брат, лапка. Младший. Точнее — был брат. Со вчерашнего дня о нём можно говорить только «был». Он наркоман, лапка. Давний наркоман. Он… Там даже на человека ничего похожего уже не осталось, настолько всё… Никаких отношений ни со мной, ни с родителями он не поддерживал года четыре, не меньше. Поэтому я ничего тебе о нём и не говорил. Знаешь, когда мы ещё совсем детьми были, Игорёха под лёд провалился. Тогда я его вытащил. А вот сейчас не смог, — муж запнулся, вытер слёзы. — Днём из милиции позвонили. Завтра надо идти опознавать тело. Менты сказали — передоз. Лапка, я не хочу, не могу видеть и знать, что Игоря больше нет. Этот твой муз… Он очень похож на моего брата. И точно так же тонет в полынье. Только теперь я могу его вытащить. И… Ну не виноват Игорь ни в чём! Он не дурак и не слабак, как все о нём говорили. Просто ему не повезло. А мне не хватило сил. И… Я не хочу знать, что мёртвое, прогнившее от наркотиков тело в морге — это мой брат! Игорь не должен был умирать раньше меня. И тем более, так умирать!
