На высоте пяти метров Ленин спокойно и деловито ступил на железную площадку с поручнями. Это было на метр выше, чем тогда на броневике, а так все очень похоже. Он прекрасно себя чувствовал. Врачи, успевшие сделать ему анализы, не могли найти в его организме никаких следов пребывания на том свете. Сейчас Ильич положил обе руки на теплые металлические перила и обвел взглядом толпу. Сверху он видел тысячи обращенных к нему веселых, радостных, счастливых, предвкушающих лиц. Вот какие они, потомки! В домах на набережной уже были открыты все до единого окна, во всех окнах были люди, некоторые смотрели в бинокли, другие снимали происходящее на набережной видеокамерами. Откуда-то взялся красный флаг. Сотни рук с мобильными телефонами, включенными на видео и аудиозапись, поднимались из толпы.
— Товарищи! — сказал Ильич, три дня назад выведенный из того мира группой героев-коммунистов и уже успевший переварить за это время огромный объем информации по политике и экономике современной России. По толпе при звуке этого чуть картавого голоса пошла волна. Это была волна потрясения и восторга. Ропот покатился по огромной толпе. Одна пожилая женщина уже упала в обморок, и ее посадили, прислонив спиной к парапету набережной. Она сидела на асфальте, и сердобольный мужчина обмахивал ее газетой.
— Тихо! Тишина! Тихо! — тревожно закричали несколько голосов.
Наступила глубокая тишина. Слабый ветерок расправил на мгновенье красное знамя в руках высокого человека в белой бейсболке с надписью "Chicago Devils". Он перехватил древко и сглотнул сухим ртом. Откуда-то взявшиеся телевизионщики уже снимали Ленина, держа камеры на плечах. Большой серебристый микрофон на длинном штативе тянулся вверх и почти касался коричневых, с закругленными носками, туфель Ильича, приобретенных им в 1922 году в магазине Мосгоробувь на Кузнецком мосту. Все в нем, Ильиче, включая эту уютную полноту и эти совсем не модные, хорошо начищенные, но имеющие царапины и шероховатости туфли, было до слез знакомо людям.
— Товарищи! — сказал Ильич. — Разрешите приветствовать вас от имени ваших предков, почти сто лет назад совершивших в Россию величайшую революцию в истории!
Толпа вздрогнула и качнулась. Облака на голубом небе встали. Солнце сжалось и сделалось нестерпимо-белым. Снова раздались крики и тут же смолкли.
— Вы, товарищ, и вы, товарищ, и вы, товарищ… Ильич кивал вниз, на стоящих в толпе людей, как на своих старых знакомых, — скажите мне, товарищи, разве мы затем совершили великую социалистическую революцию, чтобы власть опять попала в руки промышленников и богатеев? Разве затем ваши деды и прадеды сражались, проливали кровь и голодали, чтобы вы теперь оказались ненужными в своей собственной стране? Я спрашиваю вас, товарищ, — еще один изумленный человек ощутил на себе внимательный, с прищуром, взгляд ленинских глаз, — почему вы предали наследие революции? Почему вы так легко отказались от всего, за что мы боролись?
— Ильич! — крикнул чей-то голос. — Мы не предавали, Ильич!
— А где тогда советы? — Ленин возвысил голос. Он говорил безо всяких микрофонов, но люди прекрасно слышали его слова. — Где рабкрин? где школа коммунизма, профсоюзы? где детские сады для ваших детей, бесплатные и оборудованные по последнему слову техники больницы, где бесплатный общественный транспорт в ваших забитых частными машинами городах, где квартиры для рабочих, земля для крестьян, где наша родная Красная армия и где социализм, который мы завещали вам? Где все это, я вас спрашиваю? Где? Куда вы дели все завоевания социализма, товарищи? Что это такое вы построили после моей смерти, товарищи?
Страшная тишина стояла вокруг башенного крана, окруженного тысячами людей. Маленькая фигурка с животиком была теперь исполнена укоризны и страшной энергии. Ильич выбросил руку вперед и закинул голову назад.
— И вот вместо всего того, что ваши деды и прадеды завещали вам, вы имеете полицейское государство и власть двухголовой гидры бюрократии и капитала. Так что же вы молчите? Вы забыли революционные традиции русского пролетариата? Где гордость революции, моряки Кронштадта? Почему я вижу тут городовых и филеров, а не красную гвардию? Вы отдали страну капиталистам и их прихвостням? Так возьмите же ее назад!
Толпа внизу взревела. Бейсболки, зонтики, мобильные телефоны, свернутые в трубку газеты полетели в воздух. Ленин спокойно спустился по лесенке и шагнул в просторное нутро Руссо-Балта. Сердитый Ломаков тронул древний автомобиль с места, думая о том, что теперь его жизнь пойдет по-другому. Он будет личным шофером вождя. Машина тут же уперлась в тела кричащих, машущих руками, плачущих от счастья людей. Они перегибались через двери и тянули руки к Ильичу, стараясь коснуться его плеча, руки или колена. Ильич улыбался. Он сидел сзади, на просторном диване, откинувшись на спинку, и ласково улыбался людям. Вокруг была чехарда из сотен возбужденных лиц. Над толпой уже веяли десятки красных флагов, и их становилось все больше. Чей-то голос запел "Интернационал".
Через несколько минут огромный Руссо-Балт, поднятый сотнями рук, уже плыл над толпой в сторону Кремля.
2.
Ленин и сопровождающие его лица быстрыми шагами вошли в приемную перед кабинетом президента России. Дальше, в высокие коричневые двери кабинета, Ленин пошел один. Ему предстояло объясниться по вопросу мирной передачи власти. Президент России стоял за своим столом, положив руки на спинку своего черного кожаного кресла, и со спокойным интересом смотрел на вождя революции. Вот он какой, Ленин. Ильич оглянулся вокруг.
— Знакомый кабинет, давно знакомый! — сказал Ильич и посмотрел в окно. — И вид в окно тот же… Я не думал, что снова сюда вернусь! А вот пришлось! Да, батенька, пришлось! Он коротко и очень симпатично хохотнул.
— Как вы себя сейчас чувствуете, Владимир Ильич? — спросил, садясь, президент России. В вопросе не было никакого подвоха, только искренняя забота и внимание к тому, что сейчас было важнее всего.
— Отлично себя чувствую! — произнес Ленин с такой заразительной улыбкой, что президент не мог не улыбнуться в ответ. — Полон сил и планов, как тогда, в семнадцатом! Тогда из Швейцарии приехал, а сейчас вот вернулся с того света, благодаря гению русской науки Вермонту… Ох, до чего же многое предстоит сделать в России, скажу я вам!
— Ваши планы? — с какой-то уклончивой интонацией спросил президент и откинулся на высокую спинку. Оттуда, из небольшого удаления, отделенный от Ленина письменным столом с ретро-лампой под плоским стеклянным абажуром, он глядел на легендарного политика и вождя, вернувшегося в Россию с того света. Тот свет Ленина, казалось, нисколько не изменил. То же широкое лицо и живые узкие глаза, те же мгновенные реакции и та же живость в разговоре… "Отдохнул он там хорошо, да", — c тоскливой завистью подумал президент, все последние годы чувствовавший себя рабом на галерах государства. Отмена смерти сильно ударила по нему. Все разваливалось в государстве в отсутствие смерти.
