Они шаг за шагом подходили к экранной камере, из которой нетерпеливо выглядывал Дмитрий Дмитриевич. Аркадий Владимирович вошел в камеру первым. Человек перешагнул ее порог и сразу же метнулся назад, но Аркадий Владимирович быстро захлопнул дверь. Человек остановился на полуслове и забормотал:
— Что?… Что?… Что?…
Человек преобразился. Он раскинул руки и стал носиться по комнате, ощупывая сетку. Выражение его лица стало безвольным, тупым. Вся его фигура выражала растерянность.
— Его руки — антенна! — сказал Аркадий Владимирович. — А! Забегал!
— Но что с ним происходит? — прошептал Дмитрий Дмитриевич.
— Не слышу, — говорил Человек, ощупывая сетку. — Я не слышу…
— Кого? Кого вы не слышите? — спросил Аркадий Владимирович. — Подойдите сюда!
— Не подчиняюсь, — резко ответил Человек. — Я ничего не знаю… Нет сигналов, почему нет сигналов? У меня все в порядке, все работает, почему нет сигналов?
— Что вы можете делать самостоятельно? — спросил Аркадий Владимирович.
— Выполнять приказы, видеть, запоминать, двигаться.
— А если я прикажу вам, мне вы подчинитесь?
— Нет, — ответил Человек.
— Что нужно, чтобы вы подчинились мне?
— Нужно иметь шлем… Нельзя, нельзя подчиняться… Если связь прервана, нужно искать связь, связь искать…
— Кажется, теперь я кое-что понимаю, — проговорил Дмитрий-Дмитриевич. — Я его таким не видел… Видел, но тогда. он был гораздо спокойнее…
А Человек метался по камере, цепляясь ногтями, взобрался на потолок, по стене соскользнул вниз и повторял бесконечно, упорно:
— Связь, связь, связь… Искать, искать, искать…
— Он повторяет слова инструкции, которая в нем заложена, — сказал Аркадий Владимирович.
— Если связи нет, нужно пробиваться вверх, — сказал Человек.
В его руках вдруг оказался длинный оранжевый прут. Человек взмахнул им, и Дмитрий Дмитриевич едва успел отскочить в сторону. Человек проткнул потолок, кисть его руки вначале медленно, потом все быстрее и быстрее начала вращаться. Тонкая белая пыль штукатурки наполнила камеру
— Нужно кончать, — сказал Аркадий Владимирович, как только прут Человека углубился в потолок.
— Это ловушка! — закричал Человек. — Это ловушка! — Его лицо снова стало осмысленным. — Сетка! Сетка!
Аркадий Владимирович быстро открыл дверь экранной камеры. Человек выдернул прут и выскочил первым. Его руки — это было ясно видно — дрожали крупной, частой, совсем человеческой нервной дрожью.
— Я не ожидал от вас, Дмитрий Дмитриевич, — сказал он. — Не ожидал… После того как я вам столько принес… — Человек согнул прут, еще и еще, с удивлением ощупал его конец и неуловимо быстрым движением спрятал оранжевый жгут в рукаве гимнастерки. — Идемте, Дмитрий Дмитриевич. — Человек первым шагнул из лаборатории.
— Неприятно получилось, — сказал Дмитрий Дмитриевич. — И опять нет полной уверенности в том, что это автомат.
— Полная уверенность, — ответил Аркадий Владимирович. — Полная! И теперь мне ясно, почему он стал отвечать быстрее… Димка, его хозяин приближается к Земле! Понимаешь?! Пока он был далеко, радиоволне или какому-то другому излучению нужно было большое время, чтобы донести к его господину твой вопрос и принести ответ или приказание… Завтра к вечеру мы всё устроим… Но ты будь осторожен…
— Аркадий Владимирович! — раздался вдруг женский голос. — Георгий Степанович на вас сердится. Что это вам вздумалось без предупреждения наш пол сверлить?
— Пол? — удивился Аркадий Владимирович.
— Да, пол. Мы сидим, ничего не подозреваем, и вдруг прямо посередине комнаты появляется вот эта штука. Я как испугалась, как закричу, а Георгий Степанович не растерялся — как стукнет молотком! Еще немного, и нам прибор испортили бы… — С этими словами лаборантка протянула Аркадию Владимировичу оранжевую полоску металла длиной сантиметров в двадцать.
— Да это же его шпага, шпага Человека, он ей потолок сверлил! — сказал Дмитрий Дмитриевич.
— Ну да, лаборатория, в которой работает эта девушка, как раз над экранной камерой!
— Дайте мне это, — сказал Дмитрий Дмитриевич. — У меня мелькнула мысль: мы, кажется, сейчас точно сможем установить, откуда он взялся… — Дмитрий Дмитриевич выхватил из рук Аркадия Владимировича обломок прута и, засовывая его на ходу в карман, бросился догонять Человека.
Человек был уже в проходной и молча рвал дверь, которую вахтерша заперла на задвижку.
— Пропустите их! — крикнул Аркадий Владимирович, сбежав по лестнице. — Вот их пропуска, я их отметил…
Человек выскочил на улицу. Взяв Дмитрия Дмитриевича за локоть тем же движением, каким за несколько минут до этого его держал Аркадий Владимирович, он, четко выговаривая слова, сказал:
— Вы хотите знать, кто я? Вы, Дмитрий Дмитриевич, скоро узнаете все, но только вы один.
«АХ, НА МЕРКУРИИ ВЫ НЕ БЫЛИ?»
Молодежь нетерпелива. Она торопится и смотрит только вперед. «Потерять год? — говорит семнадцатилетний. — Что вы! Нужно столько сделать, изобрести, создать… Стать писателем, ученым, артистом, строителем, и на все, на всю жизнь, отводится еще какой-нибудь десяток лет, старость-то начинается с тридцати!»
Так думал и Коля, сидя за тяжелым лабораторным столом в ожидании экзаменатора рядом со своим новым приятелем, Сергеем Кайгородским.
Люди в походе сживаются. Каждый должен помогать товарищу по походу, иначе всем не дойти до цели, а цель — общая. Чем меньше людей, тем труднее идти. Казалось бы, что на конкурсном экзамене совсем другое. Казалось бы, чем больше в группе «двоек», тем лучше, тем ты, Коля, или ты, Сергей, ближе к лабораториям института, ближе к великим открытиям. И тем не менее конкурсные экзамены не разделили, а спаяли группу. Особенно сдружился Коля с Сергеем. После экзаменов они бродили по улицам и делились планами на будущее.
С Виталием Коля не виделся — тот «откололся» сразу же на сочинении. Виталий получил «двойку» и больше на экзамены не пришел.
— Зайду в институт тридцатого августа, заберу документы… На списки студентов посмотрю; Николай Ростиков будет в списках… может быть. — Виталий, сощурившись, проглотил комок в горле.
— Ничего, Виталька, — ответил ему Коля. — Поступишь через год, а я тебе все буду рассказывать, буду помогать. Да еще неизвестно, сдам ли я…
Но подошел экзамен по химии, и Коля получил «пять», прибавив балл к своей вечной «четверке». За химией — немецкий язык, по которому Коля получил «три». Еще одна «пятерка», и он в институте! У Сергея было точно такое же положение: его «пятерка» по немецкому оказалась таким же неожиданным подарком, как и Колина «пятерка» по химии.
