Лицо человека, который привык действовать. Открытое лицо. Наказанием для меня служат мысли, а не требования момента. Кости черепа определены твердо, вызывают уважение. Живое лицо.
Такое и сейчас, когда я смотрю на Петра, и только это важно. Жизнь. Нечто большее, чем жизнь деревьев. Но точка отсчета осталась прежней. И столь же неважными становятся отличия. Даже те, которые вопреки мнимому их отсутствию, таятся глубже, куда обычно не заглядывает мыслями человек. Мой мозг. Его мозг.
Может, оттуда все это и берется. Мои мысли идут в противоположном направлении ко всему, что я делал. Что расценивал, как мотивы поступков, что устанавливал сам для себя, формируя собственную личность. А может — это параллельный путь? Не тот, что раньше?
Я ехал сюда с определенной надеждой. Побыстрее вернуться. Теперь же возвращение это перестало играть роль. В любом случае, в качестве спасения от себя самого. И что больше, неважным сделалось все то, что заставляло меня так о нем думать.
Гускин был прав. Тем, из океана на Третьей, не было нужды прививать копиям людей что-либо новое. Они просто отыскали и позволили распуститься тому, что и без того таится в каждом человеке. В нашем подсознании.
Только они не знали, что кроме инстинкта агрессивности, в нас упрятано еще целое множество других. И мы находим на них управу чаще всего тогда, когда уже поздно. Те, остальные — они интереснее. И, что более важно, сильнее.
Я встал. Теперь во мне было одно стремление. Как можно скорее оказаться в тишине моей кабины, на спутнике.
Я совершил открытие. И не хочу его утратить.
— Пора возвращаться, — сказал я. — Вам ничего не надо с базы?
Он покачал головой. Прикрыл глаза и улыбнулся. И снова я был вынужден подумать, что он обо всем знает. Даже о том, что я сейчас чувствую. Что я пережил минуту назад, за этим столом.
Я уже шел в сторону ворот, когда неожиданно вспомнил, что позабыл кое о чем. Остановился.
Сказал:
— Пить хочется. Ты не принес бы мне воды?
— Разумеется, — ответил он без удивления. Повернулся и пошел в сторону главного здания. Я направился за ним.
Когда он исчез в коридоре, я быстрыми шагами обогнул дом и, не переступая порога лаборатории, заглянул в башню. И остановился как вкопанный.
Башня и правда выросла. Но вся ее конструкция была всего лишь невысокой крышей в сравнении с глубиной шахты, которую вырыли под ее фундаментом. Они выбрали столько земли, что ее хватило бы насыпать холм. И сделали это так, что даже самая чуткая аппаратура связи не передала мне ни одного сигнала.
С первого же взгляда я понял, почему они соблюдали такие строгие меры предосторожности. Примерно до половины ее высоты поднимались пока лишь частично смонтированные щиты и ребра ракеты. Корабля, который после завершения строительства, немногим бы уступил «Идиоме». С точки зрения величины. Корабля трансгалактического.
Меня охватила дрожь. Я почувствовал холодные струйки на шее. Словно неожиданно увидел перед собой призрака.
Этот корабль мог бы быть в пять раз больше. Пользуясь материалами и оборудованием, которые были в их распоряжении, копии в состоянии выстроить корпус самой большой ракеты, которая когда-либо уходила в пространство. Могут одеть его такой броней, что никакие ускорения в атмосфере не будут им помехой. Могут монтировать помещения и кабины, центры управления, двигатели, все, что угодно. Одного лишь они не смогут: стартовать. Даже располагая детальной схемой ходовой части, строительство ускорителей пришлось бы растянуть на поколения. На два, а то даже три. Но этим схем у них не было. Да и что говорить об ускорителях. На любом корабле установлено несколько сотен независимых и автономных систем автоматики. Одни такую систему, работая день и ночь, они могли бы создать всего за три столетия. На одни расчеты ушли бы десятки лет.
Меня поразило не то, что они подумали о ракете. А то, что взялись за эту до абсурда нереальную попытку. Я почувствовал, что у меня земля уходит из-под ног, когда понял, что они не могли хотя бы на мгновение не отдавать себе в этом отчета. Представляли собой коллектив ученых. Специалистов высокого класса. Специалистов со стажем работы на космических базах.
Но это не было вторым моим открытием за тот день. Оно только дополняло картину, которая уже сложилась у меня в уме.
Я успел преодолеть половину пути, отделяющего башню от дома, когда появился Може, неся стакан с водой. Какое-то время он искал меня взглядом, потом, видимо, услышал шаги, так как повернулся в ту сторону, откуда я шел. По его лицу пробежала гримаса. Он отступил на полшага и остановился. Ждал, пока я подойду, после чего без слова протянул стакан. Я пил долго. Отсылая его, чтобы воспользоваться его отсутствием, я не предполагал, что он принесет что-то такое, в чем я так сильно нуждался.
Я отдал ему стакан и, не поблагодарив, не попрощавшись, направился к воротам. Краем глаза я заметил его жест, словно он хотел остановить меня или о чем-то спросить. Но он не произнес ни слова.
Я этого не хотел. Но, пройдя ворота, я остановился. И посмотрел на него.
Он стоял на том месте, на котором я его оставил, и улыбнулся.
Тогда я тоже улыбнулся. Несмотря на то, что не собирался задерживаться.
Я возвращался на базу. Я должен как можно скорее закончить этот отчет, или повествование, не имеет значения, как можно это назвать, о ходе спасательной экспедиции в системе Фери.
Я думал о том, чем займусь, когда кончу свою писанину.
Многое говорит за то, что я напрасно беспокоился о грядущем.
* * *
— Можете поздравить друг друга, Жиль, — сказал неестественно оживленным тоном Реусс, закончив обследование. Точнее, просмотр лент, которые выплюнула диагностическая аппаратура.
— Когда ты снимешь с него бинты? — поспешил загладить дело Гускин.
Реусс призадумался.
— Я мог бы сейчас это сделать, — произнес он неуверенно, — но все же предпочел бы, чтобы голова еще какое-то время была под защитой…
— Следовало раньше об этом думать, — буркнул я.
— Ты уже в норме, — засмеялся Сен.
Я посмотрел на него, и он перестал смеяться. Выдавил несколько отрывистых звуков, словно пытаясь избавиться от застрявшей в горле крошки, а потом сосредоточил свое внимание на пульте компьютера. Судьбе было угодно, чтобы тот со вчерашнего дня был отключен.
Вошел Муспарт. Сбросил через голову рубаху скафандра, после чего старательно пригладил волосы. Седые. Имеющие тот оттенок полированной стали, который отличает головы мужчин, ведущих гигиенический образ жизни.
— Рад за тебя, Жиль, — бросил он, быстро направляясь в сторону ванны. — Когда старт?
