Потом он еще немного порассказывал о своих игрушечных поездах, и мы вернулись в кабинет. Я решил, что теперь-то уж он меня отпустит. И действительно, он сказал: — Наверное, тебе пора снова браться за работу. Перелет был, наверное, довольно тяжелым?
— Да нет, не очень. Я все время работал.
— Так я и думал. Кстати, кто вы такой?
Бывает, полисмен внезапно хлопает вас сзади по плечу, или вы делаете шаг по лестнице, а следующей ступеньки нет, или ночью вы проваливаетесь во сне, или даже муж 6&шей любовницы внезапно возвращается домой. Я бы предпочел сейчас испытать любые из этих потрясений в любой комбинации, только бы не слышать этого простейшего вопроса. Я изо всех сил постарался сделаться еще более похожим на Бонфорта.
— Сир?
— Перестаньте, — нетерпеливо отмахнулся он, — сами понимаете, моя работа оставляет мне и кое-какие привилегии. Просто скажите мне правду. Я уже примерно час назад догадался, что вы не Джозеф Бонфорт. Хотя вы могли бы провести и его собственную мать. У вас жесты точь-в-точь, как у него. Но кто же вы такой?
— Меня зовут Лоуренс Смиф, Ваше Величество, — понуро ответил я.
— Выше нос, приятель! Я давно уже смог бы вызвать стражу. Вас случайно подослали не для того, чтобы убить меня?
— Нет, сир. Я лояльный подданный, Ваше Величество.
— Странная у вас манера выражать преданность своему монарху. Ну, ладно, налейте себе еще, садитесь и расскажите мне обо всем.
И я рассказал ему все, абсолютно все, до самой последней подробности. На это ушло значительно больше одного стакана, и в конце рассказа я уже чувствовал себя гораздо лучше. Он страшно рассердился, когда я рассказал ему о похищении, но когда я описал ему, что похитители сделали с сознанием Бонфорта, неистовству его не было предела; он разъярился так, что потемнел от гнева.
Наконец он тихо спросил: — Так значит, он все-таки придет в себя через несколько дней?
— Так утверждает доктор Кэпек.
— Не давайте ему работать, пока он полностью не встанет на ноги. Это просто бесценный человек. Да вы и сами прекрасно знаете это, не так ли? Он один стоит шести таких, как вы и я. Так что продолжайте свою игру до тех пор, пока он не поправится. Он нужен Империи.
— Да, сир.
— Перестаньте повторять это «сир». Раз уж вы замещаете его, так зовите меня просто «Виллем», как он. А знаете, как я раскусил вас?
— Нет, сир... нет, Виллем.
— Он звал меня Виллемом уже лет двадцать. Мне сразу показалось странным, что он перестал называть меня по имени в личной беседе, хотя бы даже и по официальному вопросу. Но тогда я еще ничего не заподозрил. И хотя ваша игра была превосходной, она навела меня, на кое-какие мысли. А когда вы пошли смотреть на мои поезда, я убедился окончательно.
— Прошу прощения. Каким образом?
— А потому, что вы были вежливы, приятель! Я и раньше имел обыкновение показывать ему свои игрушки — и он всегда становился просто груб, считая это совершенно непотребным времяпровождением. Наш спор превращался в своего рода маленькое представление. И мы оба получали большое удовлетворение.
— О! Я не знал этого.
— Откуда вам знать? — Тогда я еще подумал, что должен был бы знать, если бы не это проклятое полупустое ферли-досье... И только позже понял, что досье четко выполняло свою функцию в полном соответствии с теорией, которая лежала в основе всего ферли-архива. Ведь архив должен был помогать известному человеку помнить о менее известных людях. Но ведь именно к ним-то император и не принадлежал.
Конечно же, Бонфорту не требовалось заносить в досье сугубо личные сведения о Виллеме! Да он, скорее всего, счел бы непорядочным иметь заметки интимного характера о своем монархе там, куда мог сунуть нос любой из его клерков.
Я не понял совершенно очевидной вещи — хотя, даже если бы и понял, досье от этого полнее не стало бы.
А император тем временем продолжал: — Ваша работа просто изумительна. И после того, как вы рискнули провести марсианские гнезда, не удивлюсь, что вы решили обвести вокруг пальца меня. Скажите, мог я когда-нибудь видеть вас по стерео или еще где-нибудь?
Когда император пожелал узнать мое настоящее имя, я, Конечно же, назвал себя. Потом я довольно стыдливо назвал свой сценический псевдоним. Он сначала молча уставился на меня, затем всплеснул руками и воскликнул. Я подумал было уже, что рассердил его: — Вы слышали обо мне?
— Слышал ли я о вас? Да ведь я один из самых горячих ваших поклонников. — Он еще раз пристально взглянул на меня. — Нет, вы все-таки как две капли воды похожи на Джо Бонфорта. Даже не верится, что на самом деле вы Лоренцо.
— Но это действительно так.
— О, я верю, верно. А помните тот момент, ну в мюзикле, где вы играете бродягу? Сначала вы там пытаетесь подоить корову... куда там! А в конце-концов лакаете из кошачьего блюдечка, но даже кошка отгоняет вас прочь?
Я подтвердил это.
— Свою пленку с этим мюзиклом я истер до дыр. Эта вещь заставляет меня плакать и смеяться одновременно.
— Так и должно быть, — заколебался я, а затем признался, что своего героя из «Усталого Вилли» постарался скопировать с одного великого артиста прошлого столетия. — Но вообще-то я предпочитаю драматические роли.
— Такие, как эта?
— Ну... не совсем. Этой ролью я уже сыт по горло. Надолго меня не хватит.
— Да, похоже на то. Ладно, тогда скажите Роджу Клифтону... нет, не говорите ему ничего. Лоренцо, я думаю, от того, что кто-нибудь узнает о нашем разговоре, никому пользы не будет. Если вы расскажете о нем Клифтону и, даже передадите, что я просил не беспокоиться, он все равно будет волноваться. А ведь ему многое предстоит сделать. Так что давайте-ка никому ничего не будем говорить, а?
— Как пожелаете, мой император.
— Бросьте вы это. Просто будем держать все это в тайне, потому что так лучше для всех. Жаль, что не могу навестить больного дядюшку Джо. Хотя вряд ли я смог бы ему чем-нибудь помочь — правда, некоторые считают, что прикосновение короля творит чудеса. Так что будем держать языки за зубами и делать вид, что я вас не раскусил.
— Да... Виллем.
— А теперь, думаю, вам лучше идти. Я и так держу вас очень долго.
— Сколько вам будет угодно.
— Наверное, придется позвать Патила, чтобы он вас проводил — или вы знаете дорогу? Нет, секундочку... — Он стал лихорадочно рыться в ящике стола, шепча себе под нос: — Опять эта девчонка наводила порядок тут. Ага, нет, вот он. — Он извлек из ящика небольшой блокнот и сказал: — Может быть, мы больше не встретимся. Не будете ли вы так любезны оставить свой автограф на прощание?
