— Нет, — сказал Боб, качая головой. — С ним мы опоздали. Он уже мертв.
— Он умер?
Боб кивнул:
— Повесился.
Чип вытаращил глаза.
— В ванной на душе, на лоскуте из одеяла, — пояснил Боб.
— О, Христос и Вэнь! — воскликнул Чип и снова опустился на подушку. О, эта болезнь! И он был ее частью.
— Остальные уже чувствуют себя прекрасно, — сказал Боб, дружески похлопывая его по руке. — И ты тоже поправишься. Тебя, брат, направят в Центр реабилитации. Тебе предоставят отпуск на неделю. А может, и подольше.
— Мне так стыдно за себя, Боб, мне так стыдно!..
— Ну, полно тебе, — сказал Боб. — Стал бы ты стыдиться, если бы, поскользнувшись, ты подвернул ногу? А это то же самое. Это мне должно быть стыдно.
— Но я вам лгал!
— Я сам позволил, чтобы мне лгали, — сказал Боб. — Понимаешь, никто не виноват. Скоро ты сам это поймешь.
Боб поднял с пола сумку и открыл ее.
— Это твое, — сказал он. — Если я что-нибудь забыл — скажи мне. Зубная щетка, щипчики, фотографии, записные книжки, картина лошади твоего…
— Нет, это болезнь, — крикнул он. — Не надо мне этого. В мусор!
— И картину?!
— Да.
Боб вытащил ее из сумки и рассмотрел.
— Здорово сделано, — сказал он. — Есть неточности, но все равно здорово.
— Это — болезнь, — сказал Чип. — Это сделано больным номером. Выбросьте.
— Как скажешь. — Боб поставил сумку на пол и пошел к мусоросборнику. Открыл крышку и бросил туда рисунок.
— Есть острова, на которых живут больные номеры, — сказал Чип. — Они есть по всему миру.
— Мне это известно, — сказал Боб. — Ты говорил нам.
— Почему мы не можем им помочь?
— Вот этого я не знаю, — сказал Боб. — Но знает Уни. Я тебе, Ли, ведь говорил — доверяй Уни.
— Теперь я буду, — сказал Чип. — Я буду, — повторил он, и на глаза ему опять навернулись слезы.
В палату вошел номер в балахоне с красным крестом.
— Ну-с, как мы себя чувствуем? — спросил он.
Чип посмотрел на него.
— Он еще довольно слаб, — сказал Боб.
— Этого следовало ожидать, — сказал номер. — Не волнуйтесь, мы его поставим на ноги. — Он подошел к кровати и взял Чипа за запястье.
— Ли, я теперь должен идти, — сказал Боб.
— Хорошо, — сказал Чип.
Боб наклонился и поцеловал его в щеку.
— Если тебя вдруг не направят назад, то не поминай лихом, брат! — сказал Боб.
— Прощай, Боб, — сказал Чип. — Спасибо. Спасибо за все.
— Благодари Уни, — сказал Боб, крепко пожал ему руку и улыбнулся. Затем кивнул на прощанье врачу и ушел.
Номер достал из кармана шприц и отломил кончик ампулы.
— Вы моментально почувствуете улучшение, — сказал он.
Чип спокойно лежал с закрытыми глазами, вытирая одной рукой слезы, покуда номер задирал ему рукав на другой руке.
— Я был так нездоров, — повторял Чип. — Я был так нездоров.
— Тс-с, не думайте сейчас об этом, — сказал номер, осторожно делая ему инъекцию. — Незачем думать об этом. Вы моментально поправитесь.
Старые города были разрушены; новые города построены. В новых городах здания были выше, площади просторнее, парки обширнее, вагоны неслись по монорельсу быстрей, хотя и реже.
Были запущены еще два космокорабля в направлении на Сириус В и к созвездию Лебедя. Марсианские колонии были снова заселены и защищены от уничтожения; они расширялись день ото дня. Так же дело обстояло и с колониями на Венере и Луне, в поселениях на спутнике Сатурна Титане и на Меркурии.
Свободный час был увеличен на пять минут. Телекомпы с голосовым управлением ввода информации начали приходить на смену телекомпам с клавиатурой, а в унипеки стали готовить двух сортов. Жизнь номеров была продлена на четыре месяца.
Номеры работали и питались, смотрели ТВ и спали. Они пели и посещали музеи, гуляли в Садах Развлечений.
В новом городе на параде в честь двухсотлетнего Рождества Вэня одно древко гигантского портрета улыбающегося Вэня нес ничем не выделявшийся номер лет тридцати, разве что его правый глаз был зеленым, а не карим. В прошлом этому номеру случилось тяжко переболеть, но теперь он был здоров. Он имел работу и комнату, свою подружку и своего наставника. Он был спокоен и всем доволен.
Во время парада произошла странная вещь. Маршируя в колонне демонстрантов, улыбаясь и неся древко портрета, у него в голове вдруг стал звучать непрерывно повторяемый имяном: Анна СГ, тридцать восемь Р, двадцать восемь, двадцать три; Анна СГ, тридцать восемь Р, двадцать восемь, двадцать три.
Имяном продолжал повторяться в ритме марша, в такт его шагов. Он никак не мог вспомнить, чей это имяном и с какой стати он так назойливо звучал у него в голове.
И вдруг он вспомнил: это из его заболевания! Это был имяном кого-то из таких же, как он, больных, ее звали то ли «Милона», то ли… нет, Маттиола С чего вдруг, спустя столько времени, ее имяном вернулся к нему? Он стал тверже печатать шаг, пытаясь заглушить настырный голос, и обрадовался, когда подали сигнал запевать песню.
Он рассказал о происшествии своему наставнику. Это была женщина.
— Не стоит об этом думать, — сказала она. — Наверно, ты увидел что-то, что напомнило тебе о ней. Быть может, ты даже видел ее. Не надо бояться воспоминаний — если, конечно, они не начинают надоедать. Дай мне знать, если это повторится.
Но это больше не повторялось. Он был здоров, благодарение Уни.
Однажды на Рождество Христово — он тогда имел уже другое назначение и жил в другом городе — он в компании со своей подружкой и другими номерами ехал на велосипеде в один из парков на окраине города. С собой они прихватили унипеков и уникоки и расположились на травке под сенью деревьев на пикник.
Он поставил термос с кокой на плоский камень и за разговором, потянувшись за ним, ненароком опрокинул и пролил напиток. Другие номеры отлили ему питья из своих стаканов.
Спустя несколько минут, складывая обертку от унипеков, он заметил на мокром камне плоский лист, на нем блестели несколько капель коки, а черешок листа загнулся кверху, подобно ручке. Он приподнял лист за черешок, и камень под ним оказался сухим по форме листа. Остальная поверхность камня была влажно-черная, но где лежал листок — сухо-серая. Он вдруг почувствовал для себя в этом эпизоде нечто вроде предзнаменования и сидел молчаливо, глядя на лист в одной руке, на сложенную обертку от унипеков в другой и на отпечаток листа на камне. Его подружка что-то сказала ему, и он отогнал от себя свои мысли, сложил листок и обертку вместе и отдал все номеру, несшему сумку для мусора.
