А в долине творится чёрт знает что: пьяные стражи, полным-полно чужаков, а сами хелефайи обсуждают что угодно, только не предстоящие вечером испытания и выборы, от которых зависит судьба долины. Даже ставок на предполагаемого победителя не делают. Кругом всеобщее радостное отупение, какое-то ненормальное веселье, беспечное до исступления.
Лаурин разыскала правительницу. Нэйринг настраивала очередной священный круг, — замотанная, усталая, под глазами серые тени, чёрные волосы потускнели. Настройка — работа тяжёлая. Светло-фиолетовый тайлонир перепачкан землёй, зелёными пятнами травы, пришпиленный к левому плечу разноцветный пучок узеньких атласных лет перепутался во что-то невообразимое. Владычица на четвереньках ползала внутри выложенного тройным рядом камней просторного круга, оглаживая их кончиками тонких нежных пальцев, шептала заклинания. Длинными миндалевидными ноготками, окрашенными для большей эффективности в серебристый цвет — он притягивает магию, цепляла тоненькие потоки силы и волшбы, сплетала в узор. Увидев Лаурин, владычица разулыбалась, появился повод хоть на пару минут бросить нудную тяжёлую работу, передохнуть. Но слова гостьи оказались безрадостны.
— Владычица Нэйринг, с долиной творится что-то странное. Противоестественное. Я не могу разобрать точно, но это что-то привнесённое извне, какое-то опасное волшебство.
В глубоких чёрных глазах Нэйринг слабо полыхнула досада — на сильную владычица была уже не способна.
— Не преувеличивайте, ли-Маннук, обычное волнение перед испытаниями. Три четверти хелефайев не хотят их проходить, и столько же хелефайн радуются, что их испытания не касаются.
— Владычица Нэйринг, это слишком серьёзно для обычных волнений! На долину надвигается что-то тёмное. И страшное! Загляните в зеркало времени, и вы увидите красный огонь и белую сталь.
— Вот даже как… Ну хорошо, я и в зеркало посмотрю, и священную яблоню послушаю, только не сейчас.
— Владычица Нэйринг, поспешите, это не терпит отлагательств.
— Тогда, посланница и свидетель Пиаплиена ар-Дионир ли-Маннук, помогите мне настроить круги. Бросить их я не могу. Испытания должны начаться на закате! — твёрдо сказала правительница.
«Чёртова формалистка! — зло подумала Лаурин. — Теперь её от кругов и палкой не отгонишь. До неё никогда не дойдёт, что лучше начать испытания на час позже, но обезопасить долину. — Лаурин захлестнула волна безнадёжности. — Нэйринг просто не способна понять, что есть время, когда надо наплевать на все обычаи, уложения и тарго».
* * *
Через огороженные заволшеблиными камнями заросли шиповника шёл прекрасный златокудрый юноша в длинных зелёных одеяниях. Злой зимний ветер трепал нежный шёлк, под босыми ногами едва слышно хрустел снег. Шаги юноши столь легки, что хрупкий наст держит его как ребёнка, не проваливается. Длинные, до пояса, волосы развеваются на ветру, синева глаз заставит потускнеть сапфиры.
— Входи, — сказал юноша человеку, протянул руку, блеснули посеребрённые миндалевидные ногти. Человек, сорокапятилетний мужчина, грузный, одет в толстые неуклюжие штаны и пальто, тяжёлые зимние сапоги, сорвал мохнатую шапку, низко поклонился.
— Благодарю, господин.
Человек робко прикоснулся к тонким длинным пальцам хелефайи, шагнул в круг.
Обрушилась жара.
Хелефайя бросил на траву тючок с летней человеческой одеждой.
— Переодевайся.
— Благодарю, господин, — принялся кланяться человек.
— Побыстрее, — нетерпеливо сказал хелефайя.
…Миальер человека словно околдовал. Он застыл столбом, не в силах ни шагнуть, ни слова сказать. Хелефайя дёрнул его за рубаху.
— Пошли.
— Какая роскошь, какая красота, — забормотал человек. — И у президента таких дворцов нет.
— Сделаешь всё, как надо — останешься в долине, — пообещал хелефайя.
— О-о, господин, — взвыл человек, — я сделаю всё, господин.
— Да уж постарайся.
Восторг у человека тут же сменился недоверием.
— А точно я останусь, господин?
— Если хочешь, можешь взять своё вознаграждение деньгами.
Забавное зрелище — смотреть, как в человеке борются алчность с трусостью. Деньги дают возможность покупать в человечьем мире власть, женщин, славу. Человек, которому позволили остаться в долине, проведёт жизнь лёгкую и бестревожную, здесь не достанут ни враги, ни болезни. И, по человеческим меркам, жизнь эта будет очень долгой — неплохая приманка для смертного.
Смотреть на человека быстро прискучило.
— У тебя будет время подумать, — сказал Киарин.
Он скрытно провёл человека в густые заросли орешника близ центра города.
— Сиди здесь, — приказал Киарин.
* * *
Мирайинг вошла в долину с востока, с быстрой тропы, совершенно открыто: ни к чему старейшине по кустам пробираться, внимание привлекать. Вернулась ли-Винелла из командировки, и вернулась, кому это интересно? Особенно сегодня, в день испытаний. Особенно после того, что она велела брату добавить в священный источник.
А вот другие старейшины и советники вернутся только к вечеру. Хорошо бы к утру, но ничего не поделаешь, везде свои издержки, на испытаниях они присутствовать должны.
Впрочем, оставшейся половины дня Мирайинг хватит с избытком.
* * *
— Прежде всего, Дариэль, от кого Биреоинг мог узнать о твоих литературных пристрастиях? — Славян с ногами взобрался на диван, обхватил острые колени мосластыми руками.
— Ни от кого, — буркнул Дариэль. Сидели они в длинной комнате, Дариэль за столом — Славян заставил достать бумагу, цветные ручки, вознамерился всерьёз поиграть в детективов. — Словоблюститель не может ни с кем обсуждать прочитанное. Только чужое мнение выслушивать. Чтобы не повлиять на решение посетителей. Каждый должен делать выводы самостоятельно.
— А твои помощники? С ними ты не говорил?
Дариэль улыбнулся. Молоденькие хранители — одному тридцать два, другому вообще девятнадцать — были связаны тем же запретом. И Биреоинг им не нравился, не стали бы они с ним говорить.
— Разве что старейшина Мирайинг ли-Винелла, — сказал он. — Последнее время она интересовалась библиотекой, уговорила владык дать нам побольше денег и не мешать самим выбирать книги. Было бы невежливо не ответить, почему мне понравилась одна книга, и почему пришлось купить ту, которая не нравится. И вообще — она очень милая, с ней так приятно разговаривать. Я был немного в неё влюблён, начал ухаживать. Она отвечала. Не будь суда, у нас получился бы красивый роман.
— Тэкс, — оживился Славян, — это уже интересно.
