и доедем потихоньку? — предлагает Костлявая. — Не так уж это и далеко, оказывается.
— Нет, — качает глазастой башкой оболочка, — у нас мало времени. Каждый час без энергии увеличивает число жертв в городе.
— То есть ты ещё надеешься что-то исправить?
— Не исправить. Исправлять нечего. Просто сделать так, что люди выживут. Всё равно какие. Всё равно чьи. Кланы, низы, верхи — неважно. Может быть, мы сможем построить новое общество. Заселить город снова.
— Это вряд ли, — хмыкает Костлявая. — Все так и норовят вцепиться друг другу в глотки.
— Это нормальное поведение людей. Это преодолимо, когда есть цель и есть лидер.
— Лидер — это ты?
— Нет, — качает круглой головой Калидия. — Я не хочу быть лидером. У меня отвратительно получается. Когда я стала Верховной, то вскоре поняла, что на самом деле мне нужно было признание отца, а не правление безумным городом, в котором меня все ненавидят.
— Насколько я понимаю, отца у тебя уже нет, — осторожно напоминает Костлявая.
— Мёртвый отец даже лучше. Живой может однажды впасть в маразм и случайно тебя похвалить, приняв за кого-нибудь другого. Мёртвый отец беспощаден навеки.
* * *
Взлетаем тем же составом, что приземлялись. Остаться в караване Костлявой не захотела даже Лоля. Я для неё — автомат, выдающий по таймеру штырево, и она старается не терять меня из виду надолго.
Коптер отрывается от площадки на крыше мобильного генератора и устремляется навстречу восходящему солнцу. Караван пылит некоторое время сзади, потом превращается в пыльную точку, потом исчезает.
Назвавшие «второй город» городом руководствовались, видимо, исключительно историческими соображениями. Когда-то он таковым был. Сверху ещё можно разглядеть границы — и они не сильно уступают тому городу, который теперь «первый». Скорее всего, его ждёт та же судьба. Сотня-другая лет, и пески Пустоши пережуют стены башен. И только Чёрная Цитадель останется торчать бессмысленно и неразрушимо — как тут.
Когда мы приближаемся к центру, я понимаю, что этот город тоже стоял на берегу моря. На берегу он стоит и сейчас, но моря больше нет. Залив превратился в провал, и на его дне, как утонувший корабль, лежит огромный овальный объект.
— Это поплавок энергостанции, — поясняет Калидия. — Они не могут использовать кристаллы сами, потому что у них забрали море.
— Как можно забрать море? — удивляется Шоня.
— Не знаю. Спросишь, когда прилетим.
— Не похоже, что тут есть у кого спрашивать…
— Курс на Цитадель, — командую я Лендику. — Если где и есть жизнь, то там.
Чёрный каменный массив трудно не заметить. Здешним правителям то ли не хватило наглости строиться поверх исторического объекта, то ли всё надстроенное уже осыпалось прахом и смешалось с остальными руинами.
— Туда! — указывает Калидия.
Перед монументальным входом расчищенная от обломков площадка, и она просто напрашивается стать посадочной. Рядом стоят две фигуры в оболочках — нас встречают.
Коптер зависает и мягко опускается на шасси, раздувая по сторонам пыль, мы с Калидией спрыгиваем на землю и направляемся к ним. За мной выскакивает Нагма, догоняет и вцепляется в руку.
— Рады видеть вас, — синтетическим голосом приветствует одна из оболочек.
— Кто вы? — спрашивает таким же Калидия. — И что вообще происходит?
— Вы задались этим вопросом только сегодня? — ирония прорывается даже через речевой синтезатор. — Не волнуйтесь, вы успели как раз к финалу.
Чёрная Цитадель внутри такая же унылая, как снаружи. Тёмные стены, на которых неярко светятся квадраты световодов, и никакого интерьера вообще. Очень много очень пустого места. Возможно, секрет их неуничтожимости в бесконечной скучности — энтропия смотрит, зевает и отворачивается.
Остаться в коптере не пожелал никто, и мы топаем по пыльному полутёмному коридору всей компанией.
— Я бы хотела как можно скорее получить энергокристаллы и вернуться в город, — настаивает Калидия.
— Они уже не имеют значения, — отвечает сопровождающий. — Цитадель достигла насыщения и готова завершить цикл.
— Может быть, для вас и не имеет, но люди в городе погибают прямо сейчас!
— Их смерти необходимы.
— Кому? Зачем?
— Прекращение жизни человека высвобождает время, которое он не использовал. А Мастерам нужно много времени.
— Я заплатила вам за кристаллы!
— Они готовы. Мы держим слово.
— Я спешу!
— Тебе некуда спешить, дочь Креона, — нас встречает женская версия оболочки. — Всё закончится раньше, чем ты вернёшься.
Мы в скудно освещённом, но высоком помещении, в центре которого нечто вроде «цитадели в цитадели» — небольшое ступенчатое сооружение. Оно просто напрашивается на то, чтобы там торжественно отрезали бошки обсидиановыми ножами. Кровь очень красиво текла бы по ступеням.
— Ты ещё кто? — мрачно спрашивает Калидия.
— Я просто служу Мастерам.
— Надо думать, речь идёт о пресловутых Ушедших?
— Они никуда не уходили. Твоя мать поняла про них многое, но не всё, дочь Креона. У вас будет возможность это обсудить.
— Она что, здесь?
— Её научное любопытство неутолимо.
— Я всю жизнь изучала Ушедших, — сообщает недовольно Берана. — Я просто не могла пренебречь возможностью.
Нас наконец-то привели в помещение, более-менее похожее на человеческое жильё. По крайней мере, тут есть на чём сидеть. Калидию вежливо пригласили в смежную комнату, откуда она вскоре вышла без оболочки, одетая в нечто вроде пафосной мантии. Наверное, халатиков по середину бедра тут не выдают.
Сейчас, когда они сидят рядом с Бераной, сходство повзрослевшей девушки с матерью бросается в глаза. Две упрямые жёсткие женщины с кривой нелепой судьбой. Наверно, это наследуется.
Когда мы расселись, Онька заявила, что она хочет есть, а Лоля в первый раз за день поинтересовалась, не пора ли ей вштыриться. У Лоли на щеках потеки чёрных слез, Дженадин, Тоха, Шоня и Кери уже и вытирать их бросили. Но у меня, Нагмы, Димки с Алькой и Лирании с Онией никаких выделений нет. А вот Калидия этому странному недугу подвержена, хотя и меньше, чем остальные. У неё просто вид, как будто тушь потекла. Похоже, дело в происхождении — все, кто пока устоял, не аборигены этого мира, а Верховная — полукровка.
— Здесь очень страшное место, прем, — сообщает спокойно Лоля. — Ничего страшнее мне даже в кошмарах не снилось. Дай вштыриться, а то с ума сойду.
— А что здесь такого страшного? — достаю из кармана ингалятор. Уже обзавёлся привычкой таскать их с собой, как носят в карманах лакомства заводчики собак. — Я вижу только, что всё старое и пыльное.
— Не знаю, как сказать, прем, — Лоля с шумом всасывает наркотик, — тут как будто перелом мира. Открытый, аж кости торчат.
— Девушка права, — заявляет вошедшая женщина. — Это и есть перелом. Рана, нанесённая миру
