Все эти россказни Кита сейчас не волновали, хотя и сидели где–то в подсознании мелким ознобом. А вот подвал, который предстояло пройти, действительно мог вселить страх в кого угодно, особенно ночью. И не потому, что в этом подвале умер не один снукер или бездомный, чьи души, говорят, так и блуждают по пустым темным коридорам, а — потому, что собирались в его бесконечных темных секциях самые отъявленные местные бандюки. Сюда они привозили, говорят, своих жертв, не желающих отдать требуемое — для пыток и убийства. Ну, а копы в этот подвал никогда не совались — дурные они что ли.
Кит осторожно, прислушиваясь и принюхиваясь, как хищник, зашедший в незнакомую местность, пробрался в разлом по скрипящей под ногами кирпичной крошке.
Брешь в стене переходила в огромный пролом, образованный провалившимся или обрушенным полом, обломки которого рухнули вниз, в подвал. Спуститься туда можно было по составленным друг на друга металлическим ящикам и коробкам, в которых, говорят, хранились старые фильмы. Ступать по ним нужно было очень осторожно, не столько потому что они при каждом шаге качались, поминутно угрожая обрушиться и завалить собой незваного гостя, а потому, что каждый шаг отдавался в их пустых металлических внутренностях гулким эхом. А издать какой–нибудь звук в этой мрачной тишине было страшно.
«Не буди тишину, если не хочешь оглохнуть» — вспомнил Кит то ли слова из какой–то книги, то ли строчку из песни.
Хуже всего было то, что нормального фонарика у Кита не было, только зажигалка с подсветкой, чей чахлый синий лучик не столько освещал, сколько наводил тоску.
Кое–как он достиг пола, очутившись в проходе, вдоль противоположной стены которого тянулись трубы самых разных диаметров. Если верить нарисованному кем–то и прикрепленному здесь же, на стене, кособокому плану подвала, этот проход был круговым и повторяющим расположенный над ним переход из малого кинозала в большой. Из этого кольцевого перехода можно было попасть в любую часть подвала через шесть отходящих от него коридоров, ведущих на три склада, в столовую для персонала, в ремонтные мастерские и в еще какое–то, никак не обозначенное на плане, помещение. Для того, чтобы попасть наверх, к залам, Киту нужно было сейчас пройти по переходу до столовой и через нее выйти к небольшому фойе, где на плане были отмечены два лифта. Лифты, разумеется давным–давно не работали, но подняться наверх можно было и по лестнице, обходящей шахты лифтов с двух сторон.
Кит повернул влево и медленно, вдоль стены, двинулся по переходу, все больше и больше погружаясь в душную затхлую атмосферу, насыщенную смрадом экскрементов. Слабый фонарик отрывал от мрака небольшие куски, не столько освещая их, сколько перекрашивая из черного в синий цвет, отчего они казались еще более мрачными.
Минут пять он шел, потея от волнения и духоты, пока справа вдруг не открылась черная пасть коридора. Это было первое ветвление, уводящее неизвестно куда, в какое–то небольшое пространство, никак не обозначенное на плане. Следущая ветка будет та, что ему нужна.
Еще около десяти минут медленного крадущегося движения и, наконец, ощущение легкого сквозняка справа.
Кит закрыл пальцем лампочку фонарика, заглянул за угол.
В разлитой впереди тьме не было ни видно, ни слышно ничего. Если там кто–то и был, то он скорей всего спал.
Кит открыл фонарик и медленно двинулся вперед, напрягая зрение так, что глаза ныли и горели.
Узкий коридор заканчивался небольшим, как казалось при тусклом свете, залом, в котором местами еще сохранились столы и стулья, но основная масса столов была сдвинута в кучу в левом углу, образовав подобие нар. Кит готов был поклясться, что там, на этом импровизированном лежаке, видел чье–то тело, но приблизиться, чтобы рассмотреть не было ни малейшего желания. Если там сдох какой–нибудь клошар, что подтверждалось исходящей оттуда вонью, то вряд ли при нем могло оказаться что–нибудь более ценное, чем кусок заплесневелой соевой лепешки.
Он шаг за шагом двигался по центральному проходу, оглядываясь, сколько было возможно, по сторонам.
Уже у выхода из столовой в синем луче фонарика совершенно отчетливо проступил силуэт сидящего человека. Кит вздрогнул и, холодея, немедленно вернул пробежавший вскользь луч, навел его на то место, где привиделся силуэт.
Да, он не привиделся.
Человек сидел за столом, положив на него руки; сидел прямо и строго. Присмотревшись, Кит даже различил его одежду — костюм, галстук, белую рубашку и чуть сдвинутую на лоб шляпу.
По крайней мере, это был не пресловутый билетер — уж слишком щеголевато был одет странный посетитель столовой, расположившейся в подвале кинотеатра.
- Эй! — позвал Кит, испугавшись собственного голоса и немедленно перейдя на шепот. — Приятель, ты живой?
Никто не ответил ему. Сидящий не попытался ни закрыть лицо от бьющего в глаза света, ни встать, ни обругать Кита по матери. Он продолжал сидеть, не шелохнувшись, все в той же строгой и прямой позе.
Труп?..
Ничего не оставалось делать, как двинуться дальше.
Кит приблизился на четыре шага и теперь отчетливо мог видеть синее в свете фонарика и неподвижно застывшее, чуть цинично и едва заметно улыбающееся лицо щеголя.
В руках лежащих на столе он сжимал картонку, видимо, кое–как оторванную от какого–нибудь ящика. Кит перевел на нее луч фонарика и прочитал размашистую неровную надпись: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!» Ниже, чуть мельче и, наверное, уже другой рукой было приписано «в ад». И еще ниже: «вход $10».
Только сделав еще два шага, он смог рассмотреть, что за столом расположился манекен, как есть утащенный из какого–то магазина и посаженный здесь местными шутниками.
И тут, откуда–то справа, раздался тихий, довольный смех.
Кит отпрыгнул, присел, переведя луч фонарика в направлении звука, лихорадочно доставая из кармана револьвер.
«Давно нужно было его достать, идиот!» — обругал он себя.
Видно никого не было. Кит быстрыми росчерками блекло–синего луча света водил по стене со стойкой, где когда–то, наверное, располагалась раздача, по огромным котлам, по дверям то ли холодильников, то ли сушилок для посуды, но никого не видел. А смех между тем продолжался еще несколько секунд, прежде чем угаснуть и перейти в неразборчивое бормотание.
Вспомнились россказни о мальчике по имени Лайонел, который давно, лет пятнадцать назад, спрятался в кинотеатре от гуимов, да так и не смог выбраться обратно, заблудился в подвалах. Он давно уже не мальчик, сошел с ума от страха и одиночества, питается крысами да забредшими слишком глубоко в подземелье клошарами, которых душит. Говорят, его смех иногда можно услышать во мраке подвалов и уж если услышал, лучше сразу умереть, потому что все равно не жилец и смерть твоя будет ужасна. Никто еще, дескать, не выжил из тех, кто слышал смех Лайонела.
