а как ей вздумается?
— Такого закона вообще не существует в реальности, — Герман снисходительно улыбнулся, — это местная выдумка. Движение объектов определяется совсем другими алгоритмами, например, разницей в плотности. Тебя же не удивляет, что масло плавает на поверхности воды, а пух летает по воздуху, правда? Кстати, то, что ты приняла за речку, было управляемым эфирным потоком, в который для эстетического эффекта вводят контрастные вещества.
— А летающие сады тоже держатся в воздухе из-за разницы в плотность, что ли? — Василисе показалось, что она нащупала противоречие в картинке, нарисованной Германом. — Да таким плотным воздухом было бы невозможно дышать.
— Если ты умеешь управлять эфирными потоками, то играться с плотностями нет нужды, — пояснил Герман. — Прости, Васенька, я не смогу объяснить все детали этой технологии, я ведь не специалист.
— А почему наши учёные до таких технологий не додумались? — в голосе Василисы можно было без труда прочесть подозрительные нотки. — Не думаю, что люди дурней этих твоих аэров. Если бы действительно можно было играться с эфиром, существование которого ещё нужно доказать, то у нас бы тоже сады летали над крышами.
— Мне кажется, всё дело в плотности вибраций, — принялся отстранённо рассуждать Герман, полностью игнорирую наезд. — Аэрия — это гораздо менее плотный мир, чем этот. Возможно, проявление природы эфира в плотных мирах не столь очевидно.
— Как это? — возмутилась Василиса. — Хочешь сказать, что тела аэров могут легко существовать в разреженной атмосфере?
— У аэров и тела менее плотные, — Герман снова снисходительно улыбнулся, давая понять дознавательнице, что понимает её цель поймать рассказчика на противоречиях. — Ты даже не представляешь, как сложно аэру привыкать к этой кондовой игровой оболочке, — он похлопал себя по коленке. — И дело тут даже не в её неповоротливости, а в том, что плотное тело активнее взаимодействует с окружающей средой. С непривычки поток новых ощущений буквально сносит крышу. Васенька, я могу часами рассказывать тебе об Аэрии, но какой в этом смысл? Почему тебе так трудно примириться с тем, что этот удивительный и прекрасный мир является твоим домом?
— Знаешь, это как-то неправильно, — Василиса горестно вздохнула, — все эти чудеса, которые вроде бы принадлежат мне по праву рождения, но так и останутся недоступными. И зачем только я прочитала дурацкое послание?
— Возможно, ратава-корги смогут решить эту проблему, — Герман ободряюще погладил Василису по спине, — мы ведь для того и существуем, чтобы спасти всех застрявших в Игре аэров.
— Благородно, — пробурчала та, как бы смиряясь с фактом своего иномирного происхождения. — А эти сады и сейчас летают?
— Да, наш мир почти совсем не меняется со временем, — подтвердил Герман, — потому что, в отличие от жителей этого мира, мы и сами не меняемся. Смерть не приносит аэрам забвения, мы всё помним и воспроизводим реальность Аэрии точно такой, какой она была в прежнем воплощении.
— Это, наверное, так скучно, — Василиса состроила кислую гримасу. — Вы поэтому лезете в наш мир, что вам не хватает новизны?
— Что?! — Герман явно был шокирован её словами. Он ожидал чего угодно: зависти, восхищения, даже злости, но уж точно не сочувствия к бедненьким скучающим аэрам. — Ты поняла, что я только что сказал? Я помню сотни своих воплощений, и все жители Аэрии тоже. Раньше и в мире Игры перевоплощение не стирало личность игроков, все всё помнили. То, что случилось с вами в этом мире, было настоящей катастрофой.
— А может быть, просто кто-то сделал нам одолжение? — вопрос Василисы прозвучал настолько абсурдно, что в первый момент Герман его даже не понял. — Я бы, к примеру, не хотела помнить все свои косяки из прошлых жизней, — пояснила она свою мысль. — А чего только стоят воспоминания о болезнях, старости и смерти? Неужели память о сотнях жизней совсем не давит тебе на мозги, не заставляет сомневаться в себе и окружающих? Думаю, в моём мире всё устроено как-то гуманней, что ли.
— Хочешь сказать, что если бы у тебя появился шанс вернуться домой, ты бы им не воспользовалась? — от удивления Герман едва шевелил языком, уж такого он точно от Василисы не ожидал.
— Ну почему же? — как ни в чём не бывало заявила та. — Разумеется, съездила бы на экскурсию, интересно ведь поглазеть на летающую речку и громадных розовых котов с синими глазами, — она намеренно замолкла, давая слушателю переварить свои сентенции, и вдруг весело расхохоталась. — Прости, Герман, но у тебя такой ошарашенный вид, словно ты сейчас, вместо меня, вдруг увидел того самого котика. Да шучу я, конечно, мне было бы интересно пожить в другом мире.
— Только пожить? — уточнил ратава-корги.
— Не понимаю, почему тебя это так удивляет, — Василиса капризно поджала губки. — Эта ваша катастрофа, наверное, случилась очень давно.
— Семьсот лет назад, — Герман кивнул, пока не понимая, куда она клонит.
— Ну вот, — ухватилась за его слова Василиса. — Может, поначалу нам, потеряшкам, и было тут тошно, но со временем этот мир сделался для нас родным, тем более, что свой старый мир мы все благополучно забыли. И знаешь, что я тебе скажу, — она хитро улыбнулась, — лично мне этот мир очень нравится. Думаю, и тебе тоже, коли ты тут торчишь по доброй воле.
Беспечно разбрасываясь шутками, Василиса даже не подозревала, что её слова сейчас рушат самую основу жизненных принципов Германа, вернее, ратава-корги по имени Ро, который осознанно посвятил уже даже не одну свою жизнь благородному делу спасения пострадавших от стирания аэров. Тот факт, что далеко не все жертвы катастрофы желают, чтобы их спасали, раньше никогда не приходил ему в голову. До сего момента Ро свято верил в то, что бедняги тяжко страдают от разлуки с родным домом и только и ждут, когда же у их соотечественников дойдут руки до своих затерянных в Игре собратьев. Увы, коварная реальность отчего-то отказывалась соответствовать его теоретическим измышлениям. Возможно, спасение пострадавших от стирания и имело смысл в первую сотню лет после катастрофы, пока те ещё сохраняли остатки воспоминаний, но теперь спасательная миссия сделалась бессмысленной.
Те бедолаги, которые по воле управленцев Аэрии застряли в грубом и примитивном мире и, по идее, должны были зачахнуть, растворившись в среде аватаров, почему-то предпочли не чахнуть, а жить дальше. Каким-то удивительным образом они умудрились не просто выжить, но и переделать этот мир под себя, причём они трансформировали не только внешнюю среду, но и своих вынужденных соседей-аватаров, и главное, они изменились сами. Вместо того, чтобы изолироваться от навязчивого потока астральных энергии, которым мир Игры был заполнен под завязку, они приняли решение впустить этот поток в себя, а впоследствии даже оседлали
