На следующий день они обследовали деревню и нашли там триффидов в значительных количествах. Уцелели только те жители, кто либо заперся у себя дома и намеревался отсиживаться, пока хватит припасов, либо не столкнулся с триффидами во время коротких вылазок за продовольствием. Всех их собрали и переправили в поместье. Они были здоровы и в большинстве полны сил, но сейчас были скорее обузой, чем помощниками, потому что среди них не оказалось ни одного зрячего.
В течение того же дня прибыли еще четыре молодые женщины. Две, сменяясь за рулем, пригнали груженый грузовик и привезли слепую девушку. Одна приехала в легковом автомобиле. Быстро осмотревшись, она заявила, что это заведение ей не подходит, и укатила дальше.
О Джозелле моя собеседница ничего не знала. Она никогда не слыхала ее фамилии и, вероятно, никогда ее не встречала.
Пока мы разговаривали, в зале вспыхнул электрический свет. Девушка посмотрела на лампы с благоговением, точно на небесное знамение. Она задула свечи и, продолжая трудиться над штопкой, время от времени поглядывала вверх, как бы желая убедиться, что лампы никуда не делись.
Через несколько минут вошел Коукер.
– Ваша работа? – спросил я, кивнув на лампы.
– Да, – признался он. – Здесь у них есть собственный генератор. Лучше использовать бензин, чем дать ему испариться.
– Вы хотите сказать, что мы все это время могли иметь здесь электрический свет? – спросила девушка.
Коукер посмотрел на нее.
– Надо было всего-навсего завести мотор, – сказал он. – Если вам нужен был свет, почему вы не завели мотор?
– Я не знала, что он есть, и, кроме того, я ничего не понимаю в моторах и электричестве.
Коукер продолжал задумчиво глядеть на нее.
– И поэтому вы сидели впотьмах, – сказал он. – Как по-вашему, долго вы протянете, если будете по-прежнему сидеть впотьмах, вместо того чтобы заниматься делом?
Его тон задел ее.
– Не моя вина, что я не разбираюсь в таких вещах.
– Не согласен, – возразил Коукер. – Это не просто ваша вина. Вы ее лелеете и холите. Более того, вы притворяетесь, будто вы слишком одухотворенная натура, чтобы разбираться в технике. Это дешевая и глупая форма тщеславия. Каждый является в мир круглым невеждой, но на то Бог и даровал ему – и даже ей – мозги, чтобы приобретать знания. Неспособность пользоваться собственными мозгами не есть достойная похвалы добродетель, даже женщин следует порицать за это.
Она рассердилась, что было вполне понятно. Впрочем, Коукер был зол с самого начала. Она сказала:
– Все это очень хорошо, но у разных людей ум действует в разных направлениях. Мужчины понимают, как работают машины и электричество. Женщины, как правило, такими вещами не очень интересуются.
– Не пытайтесь всучить мне стряпню из мифов и притворства, это не для меня, – сказал Коукер. – Вам прекрасно известно, что женщины управляются – вернее, управлялись с самыми тонкими и сложными механизмами, когда брали на себя труд разобраться в них. Но обычно бывало так, что они слишком ленивы и не желают брать на себя этот труд. На что это им, когда традицию милой беспомощности можно расценить как женскую добродетель? И когда можно свалить все дело на чьи-то плечи? Обычно это поза, и против нее никто не считает нужным выступить. Напротив, ее лелеют, мужчины ей подыгрывают, стойко ремонтируя для своей бедняжки пылесос и мужественно меняя перегоревшие лампы. Вся эта комедия полностью устраивала обе стороны. Жестокая практичность так хорошо гармонировала с душевной тонкостью и очаровательной беспечностью, и дурак тот, кто пачкает руки.
Он продолжал, окончательно войдя в раж:
– До сих пор мы могли себе позволить забавляться такого рода умственной ленью и игрой в паразитов. Целые поколения твердили о равенстве полов, но женщина кровно заинтересована в своей зависимости и не желает освобождаться от нее. Ей пришлось модифицировать свое поведение в соответствии с изменившимися условиями, но эти модификации были незначительны, да и они вызывали у женщин недовольство. – Он помолчал. – Вы сомневаетесь? Так вот, взгляните на какую-нибудь бойкую девчонку и на интеллектуальную женщину. Обе они, каждая по-своему, втирают очки, играя в высшую чувствительность. Но приходит война, приносит с собой общественные обязанности, и оказывается, что из той и другой можно сделать приличных механиков.
– Они обычно не становились хорошими механиками, – заметила девушка. – Об этом все говорят.
– А, защитный механизм в действии. Только позвольте вам заметить, что такие утверждения были в интересах почти всех. Впрочем, все равно до некоторой степени это было так, – признал он. – А почему? Да потому, что они учились наспех, без надлежащей школьной подготовки, и им вдобавок пришлось бороться против взлелеянного годами убеждения, будто такие интересы им чужды и слишком громоздки для их тонких натур.
– Не понимаю, отчего вы набросились именно на меня, – сказала она. – Не я ведь одна ничего не понимаю в этом несчастном моторе.
Коукер усмехнулся:
– Вы совершенно правы. Получилось нечестно. Я просто разозлился, что вот есть мотор, исправный, готовый к работе, и никто пальцем не пошевелил, чтобы завести его. Меня всегда выводит из себя тупое недомыслие.
– Тогда пойдите и выскажите все это мисс Дюрран, а не мне.
– Не беспокойтесь, выскажу. Но это касается не только ее. Это касается и вас, и всех остальных. Я в этом совершенно уверен, знаете ли. Времена изменились довольно радикально. Вы больше не можете сказать: «Ну, в таких делах я ничего не понимаю» – и оставить это дело кому-нибудь другому. Больше нет идиотов, путающих невежество с невинностью, вот что важно. И невежество перестало быть в женщине изюминкой или игрушкой. Оно делается опасным, смертельно опасным. Если все мы как можно скорее не научимся разбираться во множестве вещей, которые прежде нас не интересовали, то ни мы, ни наши подопечные долго не протянут.
– Не понимаю, с чего вам вздумалось изливать свое презрение к женщинам именно на меня – и все из-за какого-то грязного старого мотора, – сказала она обиженно.
Коукер поднял глаза к потолку:
– Великий Боже! А я-то стараюсь втолковать ей, что у женщин есть все способности, стоит им только взять на себя труд применить их.
– Вы сказали, что мы паразиты. Думаете, что это приятно слышать?
– Я не собираюсь говорить вам ничего приятного. И я всего-навсего сказал, что в погибшем мире женщинам было выгодно играть роль паразитов.
– И все потому, что я ничего не понимаю в каком-то вонючем шумном моторе.
– Черт возьми! – сказал Коукер. – Послушайте, отцепитесь вы от этого мотора.
