– Наш бармен, я полагаю, должен помнить много землетрясений, не правда ли? – глядя на лакея, с редкостной для нее любезностью протянула миссис Лакерстин.
– О да, мадам! Много, очень много! 1887-го, потом 1889-го, и в 1906-м, и в 1912-м – много помню, мадам!
– В 1912-м было самое сильное, – заметил Флори.
– О, сэр, а в 1906-м еще сильнее! Страшный был удар, сэр! Большой идол упал в храме буддистов прямо на голову сатханабанга, буддийского епископа, мадам, а это, как говорят бирманцы, плохой знак: рис не уродится и скот ящуром заболеет. А первое землетрясение я помню, когда еще служил тут в клубе чокрой, когда сахиб майор Маклеган под стол упал и клялся, что пить бросит навеки, – он сразу и не понял, что землю затрясло. Тогда еще рухнувшей кровлей двух коров насмерть придавило…
Члены клуба засиделись до полуночи, и бармен вновь и вновь заглядывал в салон, дабы поведать эпизоды из памятного прошлого. Обычно пренебрежительно не замечавшие слугу, сегодня европейцы его поощряли, даже хвалили. Землетрясение – лучший путь к единству человечества. Еще парочка крепких подземных толчков, и сахибы пригласили бы бармена-индуса сесть с ними за стол.
Что касается предложения руки и сердца, оно было отложено. Нельзя же, в самом деле, смешивать разговоры о землетрясении и женитьбе. Тем более в тот вечер Флори больше и не имел возможности остаться с Элизабет наедине. Но это ничего не значило, ведь он уже знал, что она принадлежит ему. Утром будет время договорить. С этой мыслью, умиротворенный и после бесконечно долгого дня уставший как собака, Флори пошел спать.
16
Снявшись с заляпанных известкой птичьего помета ветвей мощных кладбищенских пинкадо, стервятники распластали крылья и широкими кругами поднялись в вышину. Несмотря на ранний час, Флори уже бодро спешил в клуб, чтобы, дождавшись Элизабет, сделать наконец формальное предложение. Некий неясный инстинкт побуждал его завершить это дело до возвращения коллег и приятелей из джунглей.
За калиткой он неожиданно увидел новоприбывшую персону. По плацу легким галопом скакал молодой человек на белом пони, с длинным тонким копьем в руке. Несколько сикхов (судя по всему – сипаи[37]) бежали сзади, держа за уздечки двух пони бурой масти, гнедого и каурого. Подойдя ближе, Флори приостановился и громко поздоровался; в захолустных местечках непременно приветствуют даже незнакомцев. Всадник небрежно развернулся и подскакал к тропе. Это был, без сомнения, конный офицер, лет двадцати пяти, худощавый, но очень стройный. Голубоглазое лицо распространенного в английской армии кроличьего типа, с небольшим белым треугольником торчащих под верхней губой зубов, смотрело, однако, взглядом кролика смелого, сурового, порой свирепого, а подчас даже по-солдатски безжалостного. Сидя на лошади как влитой, выглядел незнакомец чрезвычайно бодро и доблестно. Светлые глаза превосходно оттенялись румяным гладким загаром, и весь он, в белом высоком топи из оленьей кожи, в сиявших матовым дорогим блеском тугих высоких башмаках, являл собой эталон элегантности. Флори сразу почувствовал себя рядом с ним как-то неуютно.
– Рад вас приветствовать! – сказал Флори. – Недавно прибыли?
– Ночью, последним поездом, – прозвучал в ответ заносчивый мальчишеский голос. – Меня с командой сюда прислали на случай, если туземный сброд вздумает бунтовать. Лейтенант Веррэлл, военная полиция, – все же представился офицер (не спросив, правда, имени Флори).
– Да-да, мы слышали, что к нам направили отряд. Где вы остановились?
– Пока в дак-бунгало[38]. Болтался там какой-то черномазый, акцизный сборщик или что-то вроде, я его вышиб. Тухлая дыра, а? – вздернув подбородок, повел он глазами на городок.
– Как все пристанционные поселки. Вы надолго?
– Слава Богу, только на месяц или того меньше. До дождей обратно. Но что у вас за пакость вместо плаца? Нельзя, что ли, всю эту дрянь выкосить? – спросил он, хлестнув сухой бурьян концом копья. – Какая тут игра в поло и все такое?
– Боюсь, с поло вам здесь не повезло. Лучшее, что мы можем предложить, это теннис. У нас всего восемь европейцев, и три четверти времени мы в джунглях.
– Черт, вот дырища!
Наступило молчание. Высокие бородатые сикхи, придерживая пони, стояли и смотрели на Флори довольно неприветливо. Было совершенно очевидно, что Веррэллу не терпится закончить скучный диалог. Ни разу в жизни Флори не ощущал себя настолько лишним, таким потертым, затрапезным. Лошадка офицера была великолепной арабской кобылкой с гордой шеей и пышным выгнутым хвостом (стоила это молочно-белое сокровище наверняка несколько тысяч рупий). Сам Веррэлл уже дергал уздечку, откровенно показывая, что разговорный лимит исчерпан.
– Красивая у вас коняга, – сказал Флори.
– Недурна, получше бирманских чушек. Хочу колышки посбивать, мяч тут, в этих кучах навоза, не погоняешь. Эй, Хира Сингх! – позвал он, натянув поводья.
Один из сипаев побежал вперед и ярдов за сорок воткнул в землю острый самшитовый обрубок. Мгновенно позабыв про Флори, Веррэлл поднял копье, стараясь прицельно установить его. Индусы зорко, критично наблюдали. Почувствовав чуть сжавший ее бока толчок коленей, лошадь помчалась пушечным ядром. Пригнувшийся к седлу молодой стройный кентавр ударил копьем и точно пробил мишень. «Шабаш!» – хрипловато одобрил наблюдавший сикх. Пустив пони легким галопом, Веррэлл вернулся с пронзенным колышком, который незамедлительно был установлен в новом пункте.
Еще дважды Веррэлл атаковал мишень – оба раза безупречно. Упражнение исполнялось необычайно изящно и невероятно серьезно. Сражение с колышком и офицер, и вся его команда воспринимали как священнодействие, Флори больше не удостоился даже взгляда. Однако он не уходил. Хотя физиономия лейтенанта была словно специально скроена, чтобы игнорировать незнакомцев, именно эта оскорбительная надменность не давала сдвинуться с места и наполняла жутким ощущением собственной второсортности. Придумывая, как бы возобновить разговор, Флори вдруг заметил поднимающуюся по склону Элизабет. Она, должно быть, успела увидеть последнюю, особенно удачную, атаку. Сердце застучало, в голове сверкнула одна из тех молнией осеняющих идей, которые обычно приводят ко всяким неприятностям. Указывая на стоящих без дела пони, Флори крикнул скакавшему невдалеке Веррэллу:
– Эти тоже обучены?
Раздраженный все еще не убравшимся субъектом, Веррэлл кинул через плечо:
– Что?
– Эти тоже натренированы? – повторил Флори.
– Гнедой неплох. С норовом только.
