В коридоре никого не было. Все высыпали на палубу, поближе к приближающейся земле. Море манит, но оно - существо бесполое, и не подвержено краскам времен года. В нем даже летом присутствует все: шторм, штиль, туман, холода и паковый лед. Наше общее лето пролетело на южном побережье Шпицбергена, а под северным солнцем не загоришь.
Я взвалил на плечо тяжелую спортивную сумку и, на всякий случай, предупредил:
- Ты ничего не видел!
- Естественно, - обиделся Вовка - старый тралфлотовский контрабандист.
Сумку я отнес в фальштрубу, у выхода на промысловую палубу. Сунул ее в пересохшую дель донного трала и оттолкнул в прошлое. Оттолкнул на какую-то долю секунды, но теперь ее никто, кроме меня, не найдет.
Жирные судовые крысы радовались жизни, как входящие в силу котята: резвились, бегали друг за другом, не обращая на меня никакого внимания. Им тоже, наверное, за три с половиной месяца осточертели одни и те же небритые рожи. Вот они и бесились, жаждали впечатлений и перемен. Умные твари...
С чего же в действительности начинается Родина, если граница еще на замке? - Советский чиновник живет по инструкции. Все его действия предсказуемы и больше похожи на ритуал. Экипажи судов собирают в самом большом помещении, пересчитывают по головам, сверяют фото на паспортах с реальными мордами. Ищут также лишних людей, сиречь - нарушителей государственной границы СССР. В наших условиях это те, что не упомянуты в "судовой роли". Впрочем, на братьев-подводников это правило не распространяется. У них есть паспорта и конкретная бумага с печатями, заверенная командиром подводной лодки. Да и внутренний голос подсказывает: добрая треть стражей границы, ступивших на борт нашего СРТ, знают Квадрата не понаслышке.
- А гости-то наши ведут себя как хозяева, - Вовка как будто подслушал все мои мрачные думы и теперь озвучил их вслух.
Я с подозрением посмотрел на него. - Нет, ничего. Орелик открыл очередную банку и опять замурлыкал себе под нос знаменитую песню Бернеса.
- С чего это ты взял?
- Сам видел. Стоял, разговаривал с капитаном по поводу твоего пива, а они как раз выходили из радиорубки. Чтоб было не так заметно, все трое в гражданку переоделись. Слышь, а Палыч какой странный! Сам на себя не похож: потухший, рассеяннный. На меня вроде смотрит, а глаза где-то там, далеко...
Это было невероятно. Настолько невероятно, что я запаниковал. Ну, ладно подводники, эти хлопцы заточены на меня, работа у них такая, но чтобы Сергей Павлович?! Я представил себе капитана, равнодушно взирающего, как незваные гости, вопреки традициям и уставам, открыто хозяйничают в святая святых нашего СРТ и чуть не завыл.
- Что-то мне, Вовка, немного не по себе, - сказал я слабеющим голосом, - голова вроде как кружится. Ты это... проводи меня до салона.
- Голова кружится? - встрепенулся электромеханик, - Так мы это на раз! Мне сестра положила в аптечку...
Я довольно невежливо толкнул его в бок:
- Проводи! Так надо!
Опираясь на Вовкину руку, я покинул каюту. К месту общего сбора мы гребли, выбирая людные тропы: мимо мостика, капитанской каюты.
Еще не спустившись по трапу к пяти углам, я понял, что Стас где-то тут. Он тоже услышал наши шаги. Звучавший внизу смех оборвался. Я принялся усиленно припадать на левую ногу и повис на Орелике.
Гости курили чуть сзади и в стороне, у открытого тамбура, ведущего на главную палубу. Я спиною почувствовал острые взгляды. В них не было ни зла, ни агрессии - холодное любопытство. Что я для конторских? - рутина. Есть дела, поважнее, поинтересней. А ведь были сегодня в радиорубке, просканировали журнал, прочитали доверенности. Могли бы и насторожиться...
- Антон!
Я даже не вздрогнул.
- Анто-он!!!
- Слышь, Моркоша? - Вовка толкнул меня локтем, - тебя, вроде, зовут.
Я настолько вошел в роль, что с трудом обернулся, обвел горизонт блуждающим взглядом. Никого не узнав, сделал ручкой приветственный жест.
В салоне кипела работа. Было душно и людно. Взглянув на мою рожу, кто-то поднялся со стула и подвинул его ближе ко мне.
- Что с ним? - удивленно спросил рыбмастер .
- Перепил, - пояснил Орелик, - с каждой минутой все больше охреневает.
Я сунул свой паспорт в чью-то протянутую ладонь и с шумом упал рядом со стулом. Сержант пограничных войск посмотрел на меня с подозрением: не наркоман ли? Уловив запашок застарелого перегара, успокоился и поставил отметку. Сразу несколько человек кинулись меня поднимать. А подняв, сопроводили в укромный угол и прислонили к стене. Там я и сидел со страждущим видом, прикрыв глаза, старательно изображая основательно "поплывшего" человека: ничего не понимаю, не соображаю, на любые вопросы отвечаю невнятно, и невпопад. Иногда не отвечаю совсем. В глазах - единственное желание: доползти до кровати, упасть и уснуть.
Окружающее пространство тут же наполнилось гулом: всплесками мыслей, эмоций, несказанных слов. Я активировал внутренний фильтр, переключился на персоналии. Прежде всего - на Стаса. Он подоспел на шум и стоял теперь у дверей, разыскивая взглядом меня. В том, что деваться мне некуда, этот прожженный волк нисколько не сомневался. Его беспокоило, что таблетки действуют "как-то не так". Примерно оттуда же доносились незнакомые голоса. Я прислушался:
- Вижу, что это огнетушитель... Онищенко, посвети... а в огнетушителе что?
- Мне-то почем знать? - недовольный голос старпома.
Ага, это таможня, досмотровая группа. Все общие территории по приходу прочесываются мастерами корабельного сыска. Общие - значит, ничьи. Если что-то найдут, никто персональной ответственности не понесет. Огнетушитель у нас в нише, на переборке, напротив каюты Виктора Аполлоновича. Значит, начинают оттуда
- Онищенко, запиши: коробок из-под спичек, а в нем две купюры по сто долларов. Чьи деньги, товарищ старший помощник?
- Американские. А чьи конкретно, мне почем знать? Может, они уже года два здесь лежат?
Ого! Кажется, таможню можно поздравить с почином. Не часто они вскрывает огнетушители. Только когда знает конкретно, что там что-то есть. Не перевелись еще в экипажах штатные стукачи. Как они, интересно, держат связь со своими работодателями, если эфир у меня под контролем?
- Антон, эй, Антон! - чей-то локоть воткнулся мне в ребра. - Спишь, что ли? Тебя спрашивают!
Я встрепенулся и поднял глаза.
- Оружие, боеприпасы, наркотики? - обращаясь ко мне, переспросил представитель таможни.
- М-м-м? - промычал я, до конца не врубаясь, что бы это могло значить? Неужто подбросили?!
