То был странный диалог. Словно двое этих сильных, незаурядных мужчин беседовали о чем-то своем, непонятном для окружающих. А потому могли говорить совершенно открыто, будто кругом не было ни души.
– Например? – бек холодно улыбнулся. – Ну, например, сура «Добыча», аят шестидесятый… – он помедлил, а потом отчеканил, по-прежнему глядя Абдулле прямо в глаза: – Если опасаешься вероломства со стороны какого народа, то ему отплачивай равным; истинно, Аллах не любит вероломных.
В горле Абдуллы что-то булькнуло. Он быстро отвел глаза и взялся за ручку дверцы своей повозки.
И в этот момент из-за угла ограды больничного сада, окаймленной ровными рядами высоких кустов самшита, послышалось равномерное, неторопливое постукивание трости, шаркающие шаги и заунывное пение. Еще мгновение – и показался согбенный, престарелый бродячий даос с ритуальным мечом за спиною, что-то невнятно гудящий себе под нос.
Что-то?
Может, для всех остальных это и было «чем-то» – но, едва Богдан разобрал слова и мелодию песни, сердце его провалилось.
«Лодина есть Лодина, – тянул даос на одной ноте, – лапыти, эрготоу… Так сыкыроила матуска – и не пересыть…»
Эту песню они с Багом пели в харчевне Ябан-аги после завершения дела жадного варвара Цорэса!
Решать нужно было сразу. Минфа шагнул вперед, и, прежде чем даос миновал их, склонился перед ним в почтительном поклоне.
– Наставник, – сказал Богдан. – Я нуждаюсь в вашем совете.
Согбенный старец невозмутимо сделал еще один шаг, будто слова Богдана не сразу дошли до его сознания, пребывающего где-то неподалеку от вечности. Потом остановился, медленно повернул голову, перекатил на него взгляд ясных глаз из-под очков с перевязанной дужкой и спросил неторопливо:
– Что за совет тебе нужен, уважаемый?
Богдан впился взглядом в лицо даоса; но, как он ни силился, друга узнать не мог. Он или не он? Баг – или не Баг?
Некогда думать.
– Еч Абдулла, – Богдан обернулся к начальнику зиндана унутренных справ, – вы не будете возражать, если мы возьмем с собой почтенного старца?
– В данной ситуации я ни в чем не могу отказать вам, еч Богдан, у вас сегодня настолько тяжелый день… Но, клянусь туфлей Пророка, я не понимаю, зачем он вам понадобился.
– Между тем все просто, – сказал Богдан, едва в силах скрыть грозящее прорваться в голосе торжество. – Пусть почтенный старец осмотрит и ощупает разбитую повозку профессора Кова-Леви, погадает рядом… Вы же не успели ее отбуксировать в город? Может быть, с помощью своих проверенных тысячелетиями способов старец поможет нам понять, куда направился профессор, как далеко он ушел и где его искать.
– Вы же православный, драг еч! – недоуменно сказал Абдулла. Богдан чуть обиженно пожал плечами.
– Ну и что? Ваша вера ведь не мешает вам слушать прогнозы погоды, драг еч Абдулла?
На это возразить было нечего.
Окрестности Асланiва,
9 день восьмого месяца, средница,
ранний вечер
Теперь их стало пятеро.
В повозке пришлось потесниться.
Абдулла сел за руль, рядом с ним устроился совсем приунывший ибн Зозуля. Он затравленно, даже как-то виновато озирался и все пытался поймать взгляд Абдуллы – но тот подчеркнуто не замечал этого и не обращал на цзюйжэня ни малейшего внимания.
На заднее сиденье втиснулись бек, даос и Богдан. Салон европейской повозки был вполне просторным, не меньше чем у «тахмасиба», но потолок располагался ниже. «Хорошо, – подумал минфа, – что я здесь без шапки-гуань, с непокрытой головой…»
Все молчали.
Повозка долго юлила среди канав и куч, потом выехала за городскую черту и прибавила ходу. Вел Абдулла великолепно. Его широкая спина была неподвижна, и лишь руки, свободно лежащие на баранке, двигались едва-едва. Он напомнил Богдану Бага. «Какой достойный человек! – в который раз думал Богдан. – Неужели он – человеконарушитель?»
Они по-прежнему молчали. Все.
Потом чуть слышно задудел себе под нос старец.
У Дальлеса злой плут сталшыныка.
Мая жызинь тун-тун машыныка,
Мая коны ходи мыного соныца,
Нету ляна и нету челывоныца,
Нету фанза, нету девиса,
Нету детишыка и огненый водиса…
Богдан покосился на даоса. Тот сидел с отсутствующим видом, прикрыв глаза, лишь чуть заметно шевелились губы. «Вот это маскировка!» – подумал Богдан. Не будь так тяжело на душе, он бы испытывал неподдельный восторг.
Кроме даоса, все молчали.
Горы приближались.
«Красиво… – глядя в окно, думал Богдан. – Святый Боже, как здесь красиво! Какой прекрасный край! Как это сообразно – его любить! Погулять бы с Жанной по этим холмам, по этим душистым предгорьям, когда все кончится…»
Мелькнул слева дорожный указатель – знак поворота и надпись: «Раскоп 178». И строкой ниже: «100 шагов». Через мгновение за стремительно льющейся вереницей придорожных кипарисов замелькали кучи вынутой земли и траншеи сложной конфигурации.
– Раскоп? – спросил бек, ни к кому не обращаясь.
– Раскоп, – после паузы подтвердил ибн Зозуля.
– Древнеискательский?
– Древнеискательский. Здесь мы рассчитывали обнаружить захоронение…
– Обнаружили? – спокойно спросил бек.
Ибн Зозуля, помедлив, виновато сказал:
– Нет…
Бек вздохнул и, по-прежнему ни к кому не обращаясь, неторопливо поведал:
– Лет с полста назад мой дедушка вразумлял талибских фанатиков в Кашмире. Мы с братьями подносили его расчету снарядные ящики. Да. – Он чуть помедлил. – Именно так выглядели тогда полностью отрытые позиции противутанковых пушек.
Повисла тишина. Даже даос умолк. Лишь рвущийся воздух пел на ветровом стекле.
– Хвала Аллаху, – наконец проговорил Абдулла, и голос его был совершенно спокоен, – никогда не видел. Ничего не могу сказать.
– Это раскоп… – проблеял ибн Зозуля.
Горы приближались.
Тридцать две ли от Асланiва,
9 день восьмого месяца, средница,
часом позже
Сильно покореженная повозка застряла между двумя кипарисами на краю небольшой лужайки, в каких-то двух-трех шагах от обрыва, скрытого растущими по краю кустами жасмина. От дороги до места последнего пристанища «рено» – Глюксман Кова-Леви и в Асланiве остался верен продукции своей родины – проходили вполне различимые следы неконтролируемого водителем движения: ободранные стволы деревьев, смятые, вырванные с корнем кустарники, вспоротый шинами мох. Собственно, не загреметь на всем ходу с обрыва и не найти верной смерти на каменных глыбах ста шагами ниже пассажирам повозки, судя по всему, помешал удивительный случай в лице тех самых кипарисов – молодых и совсем еще невысоких.
