Что-то тут было не то.
Баг рассмеялся.
— Нет, милая Йошка, вы как хотите, а я на его месте, — он сделал выразительное лицо, — проводил бы эти три седмицы не с другом, а с подругой, вот хоть с такой, как вы. Тем более – вы рядом.
Йошка отложила палочки и вынула из рукава веер. Несколько раз обмахнулась. Потом закрыла пол-лица ароматными сандаловыми пластинками, украшенными тонкой резьбой, и бросила на Бага пристальный взгляд.
«Вроде ведь не жарко в харчевне», — подумал простодушный Баг.
— Нет, вы… не понимаете, — Йошка справилась с собой и, отложив веер, взялась за пивную кружку. — Тут осо-обое дело… — она доверительно наклонилась через стол к Багу. Баг воспользовался моментов и тут же аккуратно накрыл ее ладошку своей. Йошка слегка вздрогнула, но руки не убрала; кажется, доверие ее было Багом окончательно завоевано. «Не зайти бы слишком далеко…» – Ладно уж. Дело в то-ом, скажу вам по секрету, что… босс… он мечет свои стрелы не в я-ашмовую вазу, а в медный та-аз… Ну, вы меня понима-аете? — глаза Йошки блеснули.
«Фу, — огорченно подумал Баг. Вот почему лицо Кипяткова, при всей его обыденной приятности, показалось отталкивающим, понял он. — Фу, преждерожденный Кипятков. Как же это вы так, а?»
Он никогда не относился с предубеждением к тому, что один мужчина может любить другого и это чувство бывает взаимным; просто это казалось Багу не совсем естественным. Естественность наблюдается там, где голубь, возвышенно курлыкая, гарцует на узком подоконнике перед голубицей; где кот очумело орет, унюхав пленительный аромат дорогой его сердцу киски; где осел, забыв о том, чтобы вертеть водонаборный ворот, вовсю заигрывает с ослицей; где хайнаньский макак, распоясавшись, невообразимо козыряет собой, красивым, перед макакой; где конь восторженно ржет, завидев приятные его глазу линии тела кобылицы, — такова природа и властный зов жизни, желающей продлиться в бесконечность времен, навсегда. А в том, чтобы метать стрелы в медный таз, нет естественности – так, баловство одно…
Йошка выпрямилась и осторожно извлекла руку из-под Баговой. Баг сделал вид, что смущен. Он и правда испытывал некоторую неловкость: перед внутренним взором стояла печальная Стася в траурном черно-белом халате. Но охотничий инстинкт вел его дальше.
— Теперь вам ясно? Я для него что-то вроде полезной мебели, как стол или стул. Он, конечно, это тща-ательно скрывает, но я временами все же чувствую: ему даже прису-уствие женщин неприятно, — Йошка вздохнула и принялась ковырять карпа. — Это даже и хорошо в чем-то. Часто такие отношения могут помешать работе, серьезно помешать. Одна моя знакомая, тоже секретарь, даже вышла замуж за босса, но перед этим… У предприятия о-о-очень сильно упали доходы. Вот как.
— Ну… Наверное, вы правы, милая Йошка, — Баг отпил пива. — Гуаньинь милосердная с ним, с вашим боссом… Я все же вас вот о чем спрошу. Вы только не гневайтесь на меня… Эти «Лисьи чары», которые вы, — он выделил «вы» интонацией, — производите, это хорошие пилюли или нет? Я что-то не пойму.
Йошка нахмурилась.
— Вы не подумайте, что пилюли нужны мне, нет, что вы! Я совершенно не нуждаюсь в жизнеусилении, — торопливо добавил Баг. — Но престарелый отец одного моего хорошего приятеля попросил сына выяснить… Такой деликатный вопрос, право же, неудобно… Они живут не в Александрии, и друг обратился ко мне. Я-то могу купить пилюли, но что они скажут, если «Чары» не так хороши, как про них пишут, — деньги-то немалые… Ну кто, кроме вас, может мне помочь? Никто!
Лесть издревле правит миром. На лесть падки многие, самые хорошие и чистые люди. Не один владыка стал жертвой беззастенчивой лести.
Йошка, похоже, не была исключением.
— Ох, право же, даже и не зна-аю… — протянула она. Потом махнула ручкой. — Ладно. Ради престарелого отца… Пилюли о-очень хорошие. Ну, вы понимаете… Я имею в виду по силе воздействия. Это что-то особенное. Правда, они действуют только на мужчин, но зато та-а-ак действуют!..
— Да что же в них такое?
— О-о-о! Это секрет нашего лекарственного дома. Технология! — внушительно выговорила она. — Мой босс лично занимается этими пилюлями.
— Да что вы? И как он время находит! Ведь ваш дом производит так много других лекарств.
— Я не могу вам всего сказать, вы же понимаете: секрет производителя. Но… — Йошка помолчала, глядя на Бага. Баг с смотрел на нее с открытой бесхитростной улыбкой. — Знаю только, что это мой босс, — она гордо приосанилась, — принес Брылястову рецепт «Лисьих чар» и тут же, — Йошка, понизив голос, наклонилась к Багу, — стал одним из пайщиков производства. Сам Брылястов ему постоянно звонит, они частенько стали сидеть вечерами в ресторанах на Проспекте…
Она улыбнулась, и вдруг улыбка ее показалась Багу доброй и понимающей улыбкой взрослой, умной женщины. Может быть, в чем-то даже более умной, чем он сам.
— Спасибо, — сказала Йошка, тепло глядя на человекоохранителя. — Я си-ильно подозреваю, что вам выполнить просьбу престарелого друга куда важнее, чем понравиться мне. Но вы сумели сделать и то и другое. И, если уж вы теперь знаете все, что знаю я, то есть просьба друга выполнена… причем вы постарались сделать это так прия-ятно и любезно… Вам уже незачем стараться нарочно дальше.
Тут уж пришел через Бага краснеть.
— Драгоценная Йошка… — начал он, не ведая, как продолжит, и прижав обе руки к груди; рукавами халата он едва не сбил на пол палочки для еды.
— Все-все, — прервала она. — Говорю вам как на духу. Насколько я понима-аю, секрет «Лисьих чар» знает только Кипятков. И где он сейчас, неизвестно, и не бу-удет его еще по меньшей мере две седмицы. Так и передайте вашему престарелому другу. Если Ким Семенович вдруг, например, исчезнет, боюсь, «Лисьим чарам» – конец.
Она смешливо наморщила нос и опять превратилась в юную, кокетливую и взбалмошную сяоцзе.
— Тепе-ерь, когда все знаете, вы, верно, и проводить меня не захотите?
— Напротив, драгоценная Йошка, — вскочил Баг. — Почту за честь.
Соловки,
13-й день девятого месяца, средница,
поздний вечер
— Мы никому не могли о том рассказать, — повесив голову, трудно ронял слова старший Вэймин. — Позор… позор рода.
Умолк. Надолго. В тишине гостиного покоя раздался шумный вздох младшего, и он, несообразно вклинившись в рассказ старшего, произнес:
— Какой уж там род… Двое нас осталось. Двое от целого народа.
Отец Киприан неторопливо расхаживал по покою – словно плавал взад-вперед над полом в своей длинной, до полу, рясе. Богдан, уставив руки локтями на подлокотники кресла, сидел сцепив пальцы и уложив на них подбородок.
