Закончив говорить, он заметно погрустнел и не произнес больше ни слова. Но на меня его рассказ произвел должное впечатление. Здесь, в мире, лишенном машинерий, любая работа выполнялась с таким усердием, что «Пышка» виртуоза Босвела и другие изобретения показались мне сущей бессмысленностью.
И в ту же минуту мне стало жалко этих голосящих крох.
— Одного не могу взять в толк, — уперев руки в бока, фыркнул Пирс. — Какого руйя здесь забыл наш капитан?!
— О, уважаемый летный напрасно волнуется, — замахал руками проводник. — Ваш капитан для нас лучший клиент за всю историю башни.
Только новость отнюдь не успокоила рулевого, а, напротив, заставила нахмуриться.
— Вы, видно, тронулись головой! Чтобы капитан строчил послания, словно слезливая дуреха… Да еще платил за это деньги… Не поверю ни за что на свете.
— И все же придется, — без тени сомнения заявил проводник. — Прошу за мной. Сейчас вы сами все увидите.
* * *
Бескрайний океан хлестал соленым кнутом прибрежные скалы, шипя и плюясь от злости. Он гнал свое нескончаемое воинство на отчаянный приступ серой твердыни волну за волной. И, не в силах победить неуступчивого противника, лишь сглаживал его острые грани. Только в узком глазке подзорной трубы не было видно и десятой части всей этой прелести, поскольку взор смотрящего вдаль капитана был направлен в небеса. Он ждал последнего, девятнадцатого по счету, посланника.
— Тэр, — нерешительно произнес Пирс.
Райдер поднял левую руку, замер. Труба медленно опустилась вниз, и на нас нацелился отрешенный взгляд человека, лишенного последней, самой призрачной надежды.
— Я привел ваших гостей, — совершил привычный ритуал приветствия проводник.
— Благодарю Бао-Лога.
— У вас будут какие-нибудь распоряжения?
— Не сейчас.
Островитянин все понял с полуслова и уже через секунду бесшумно исчез за массивной дверью.
— Капитан, ваше распоряжение исполнено, — по-военному отчеканил рулевой.
Я облегченно выдохнул. В обществе капитана я чувствовал себя намного спокойней, нежели под неусыпным оком Пирса.
— Благодарю. Я знал, на тебя можно положиться, — устало произнес Райдер и обессиленно повалился в глубокое кресло.
Еще никогда я не видел капитана таким беспомощным.
— Рад стараться!
Заметив слабость одноногого, рулевой не спешил предлагать свою помощь. Даже в свободных землях существовали незыблемые правила поведения в присутствии благородного тэра. Именно они запрещали воздушным странникам оказывать своему капитану излишнюю заботу. Поскольку бессилие летунов начиналось с бессилия их лидера и главной задачей каждого члена корабля было не выносить это самое бессилие на всеобщее обозрение.
Безусловно, я тоже знал данный постулат и поступил так, как подобало поступить настоящему летуну. Опустив взор, я дождался, пока капитан немного придет в себя и продолжит разговор.
— Сти, присядь рядом, — Райдер указал на соседний с ним стул. — А ты, Пирс, возвращайся-ка на «Купер» и проследи, чтобы всем дали двойную порцию похлебки. Завтра мы отчаливаем.
Приставив к виску два пальца, рулевой отдал честь и направился к выходу. Всего на секунду он задержался у дверей. Сдвинул брови, немного подумал и, проглотив горькую пилюлю обиды, вышел вон. Только ни я, ни капитан не придали этому значения.
Пирс был старым летуном и умел хорошо служить, а стало быть, и хорошо подчиняться, — и капитан ценил его за столь нужное качество, никогда не переходя тонкой грани, возникавшей между командиром и подчиненным. И никакой юный летун, стоявший на много ступеней ниже Пирса, не должен был нарушать этой четкой границы. Но вышло все иначе. В одно мгновение между Пирсом и Райдером возник «след черной кошки», как говаривали в таких случаях. Одной короткой фразой капитан умудрился посеять в душе рулевого ядовитый росток обиды.
Весь обратный путь до корабля Пирс ломал голову над сложной задачкой: почему капитан променял его и остальных членов команды на чужака? Зачем заставил сопровождать, назначив его чуть ли не нянькой? А когда надобность в нем пропала, отпустил восвояси, дозволив сопляку сидеть в присутствии тэра!
Так или почти так размышлял в тот момент рулевой — мне неизвестно. Только именно это недопонимание явилось началом череды довольно неприятных, а вернее будет сказать — весьма трагичных событий.
— Скучаешь по материку?
Повертев в руке мятое послание, капитан отбросил его в сторону — к куче таких же бесполезных скомканных листов.
— В первые дни думал, что да, а потом понял, что мне страшно возвращаться назад.
Отчего-то мой ответ совсем не удивил капитана.
Подхватив бутылку ромуса, Райдер наполнил кружку и залпом осушил крепкий напиток.
— Чего же ты боишься?
— У меня много страхов, — честно признался я. — Но определиться с главным трудновато.
— Разве ты клятвопреступник? Или совершил еще какой-то Итаров грех?
Я вздрогнул, вспомнив блюстителей, колонну арестантов и безумные взгляды контрабандистов. Неприятная картинка сменилась ощущением абсолютной свободы — мой первый полет на крылоплане.
— Я никого не предавал, — решительно ответил я.
— Тогда в чем же дело?
Разговор, стряхнув с себя налет недосказанности, обещал превратиться в исповедь. И я был несказанно рад такому повороту. Мне необходимо выговориться, сняв с себя невыносимый груз вины.
— Мне кажется, я запутался. До недавнего времени жизнь сводила меня с людьми, которые предоставляли мне кров, заботились и давали работу, и я считал их хорошими. Но со временем я понимал, что ошибался. Я старался платить добром за добро, а мне давали пинка при первом удобном случае.
— Ты сейчас говоришь про своего учителя, мистера Босвела, — догадался капитан.
— Все верно, тэр.
— Продолжай.
— Все дело в том, что мастер Хвост… то есть, я хотел сказать: если рассуждать о тех днях, что я провел в ангаре… в целом он ведь не такой плохой…
— Ты уверен?
— Не совсем так… — я слегка запнулся и замолчал.
«Сомнение», — вот какое слово вертелось у меня на языке. Чувство, которое заставляет ошибаться в самые неподходящие моменты. Только благодаря ему летные капитаны выбирали неверный путь, а механикусы так и не решались совершить по-настоящему великое открытие. Именно оно заставляло довериться слепой удаче и в итоге оступиться, стоя на краю пропасти, и только из-за него я до конца так и не смог довериться Райдеру, назвав моего второго наставника врагом.
Я прекрасно понимал, что Белый Хвост был больше, чем рядовой механикус. Он работал на Рифте, знал его как свои пять пальцев и с легкостью обходил ловушки Ржавого города. Уживаясь под одной крышей с контрабандистами, он пользовался непререкаемым авторитетом у служителей ангара. Кем же он был на самом деле? Талантливым самоучкой в услужении жадного леприхуна? Или мятежником, чей непокорный дух требовал новых жертв во имя высшей цели?
