Лев Аскеров - Приговоренные

— Ева! — раздался недовольный голос матери. — Живо! Ты мне нужна!

Оттолкнув от себя навязчивого парня, Чаруша побежала домой… Строптивый знал — она сейчас вернется. Ведь мать ее не звала. Это он, Строптивый, с имитировал ее зов.

— Ну коль пришла, — сказала Руфь, — сбегай к Феодоре. Узнай, как она? Не нужно ли что?

— Да, сбегай, дочка, — поддержал Авраам. — Кровь стынет от ее криков. Умирает, бедняга…

И краснощекая, пылающая жаром, в распахнутом полушубке, она выбежала прямо на него. И не заметила. Проскочила мимо. Строптивый опешил. И само собой, как сгусток невыразимо болючей тоски, не с губ, а из самой груди вырвалось:

— Чаруша…

И Ева поскользнулась. И, не удержавшись, бочком повалилась в сугроб. Он бросился к ней. И огнем полыхнули в него и вылетевшие из-под шали волосы, и заснеженное лицо, и подернутые поволокой глаза, и полураскрытые губы.

— Ведун… Где ты был? — прошептала она.

И в горячем шопоте он услышал ту же самую отчаянную тоску. И он робко пригубил обжигающий мед ее холодных губ. И руки ее мягко и доверчиво легли ему на плечи. И взял в ладони он ее лицо. И с нежной дрожью поцеловал ее глаза.

— Я скучал по тебе, — сказал он.

— Где ты пропадал? — спросила она.

— Улетал, — сказал он.

— Я знаю, ты можешь летать, — сказала она.

— Полетели со мной, — позвал он. — Я покажу тебе страны, где люди в это время ходят полуголыми. И покажу края вечных снегов и льдов. Ты увидишь диковинных зверей. Мы прогуляемся по дну моря и сам Посейдон станет прислуживать тебе… Ты увидишь всю Землю. Она божественно прекрасна…

— У меня кружится голова, — сказала она.

— И у меня, — прошептал он.

— А с самого краешка Земли что видно? — полюбопытствовала она.

— Твои глаза, девочка моя, — ответил он. — Черное-черное бездонье. Страшно манящее и усыпанное звездами.

— Знаю, придумываешь. Но мне приятно, — лепечет она.

Он тихо смеется, теребя губами мочку ее уха.

— Придумываю, милая… Нет края у Земли и нет конца. Она круглая.

— Правда?

— Полетим покажу, — звал он.

И она увидела под собой заиндевелые жилища своего поселения. И кудрявые дымки над ним.

— Не надо, Ведун. Я тебе и так верю, — тихо сказала она.

— Боишься?

— С тобой — нисколечко. Папа с мамой будут серчать.

— Они даже не заметят, — успокоил он ее.

— Мне нужно к Феодоре. Соседке нашей. Умирает она.

— Да, Феодоре тяжело, — соглашается он, — но она не умрет. У ней почечные колики.

— Что это такое?

— Камни в почках. Один из них хочет выйти и причиняет ей ужасную боль, — объясняет Строптивый.

— Помоги ей, Ведун, — просит она.

— Мой брат — лекарь. Он сейчас появится здесь. И ты проводи его к Феодоре. А потом выходи ко мне.

— Какой из них?

— Младший. Ты его не знаешь.

И Строптивый пропал. Словно его здесь и не было. Не оставил даже следов от ног. И показалось Чаруше, что он снова надолго исчез. Ей стало не по себе. Она уже собиралась крикнуть его, как чуть ли не из сугроба вышел к ней ничем из себя не видный мужчина. Только томные и печальные глаза его светились необычайным синим-синим цветом.

— Красавица…, - задержав на ней взгляд, скорее отметил, нежели обратился он к Чаруше. А затем представился:

— Я — лекарь.

— Пойдем, — пригласила она, и почти бегом направилась к дому больной женщины.

Представив домочадцам Феодоры лекаря с томными глазами она тут же выскочила вон, сказав, что сейчас вернется.

Ведуна нигде не было. Ни у овчарни, ни у ворот дома… Опять улетел, горестно вздохнула она. И на глаза накатились слезы.

— Тебе грустно, милая? — обдав ее ушко теплым дыханием спросил он.

— О, Боги! Ты — здесь?…

— А как же?

— Колдун несносный! Куда ты исчез? — залившись счастливым смехом прозвенела она.

— Я не хотел, чтобы брат видел мою слабость. Мою любовь… Он бы догадался.

— Ну и пусть, — сказала она.

Строптивый промолчал.

— Смотри, Чаруша — под нами город. Вот дворец Навуходоносора. А вот в инее знаменитые висячие сады.

— Я — лечу! Я лечу! — восторженно кричит она.

— Куда хочешь, Чаруша?

— Хочу увидеть все-все. Всю Землю.

— Значит на Луну, — говорит он.

— На Луну? — переспрашивает она.

— Лучше всего она видна именно оттуда.

— А страны… А чудеса…

Это — потом. Я все тебе покажу. Ты как страницы книги перелистаешь всю планету…

Она не спросила, что такое «книга». И что означает слово «планета» — тоже не спросила. Неизвестно откуда, но она знала их значения.

Находясь рядом с ним, она все понимала. И все вспоминала. Только откуда?… Впрочем, этим вопросом она не задавалась.

— Землю надо смотреть пядь за пядью. Смакуя. Наслаждаясь.

И Чаруша первая из людей увидела Землю. Всю. Целиком. Голубой, красивый шарик. И, завороженная, она любовалась им с Луны. А на Луне — ни деревца, ни живой твари, ни ветерка. Ямы, косые желтые скалы. Но как легко было там. И как было чудно…

А когда они возвращались, Ведун сделал ветер. И ветер задул их следы. Он сказал, что если этого не сделать, то через много тысяч лет, когда земляне научатся летать и прилетят на Луну, они удивятся, обнаружив здесь их следы.

… Опустились, когда солнце пошло на закат.

— Чаруша, я хочу сделать тебе подарок. Платье, — сказал он.

— Ты что?! — замахала она руками. — Родители как увидят вместе с ним прогонят меня со двора. У меня их достаточно. Правда, милый.

— Они на него даже не обратят внимания, — настаивал Ведун. — Оно точь в точь такое, какие ты носишь. Но оно не простое. Ты всегда будь в нем. Даже когда спишь.

— Зачем? — спросила девушка.

Привлекая ее к себе, Строптивый сказал:

— Чаруша, я не хочу, чтобы ты постарела… Это долго объяснять. Но поверь мне. Так нужно… Если ты не станешь его носить, то через полгода, наших полгода, — он показал в небо, — я останусь таким, какой я есть, а ты превратишься в шестидесятипятилетнюю старушку… Возможно на первых порах тебе в нем будет неуютно… Но ты привыкнешь. У тебя на глазах твои сверстники превратятся в старые развалины, а ты будешь все также свежа, красива и любима мной.

— Нет! Нет! Так несправедливо. Не по-людски, — отпрянула она от подарка.

— Может быть, — не стал спорить он. — Но я люблю тебя. Такой Чаруши в моем мире — нет… А ты… — он запнулся, — Ты, любишь меня?

— Не знаю… Наверное… Ты для меня такой родной…

— Я хочу тебя в жены, — сказал он.