Чед Оливер - Неземные соседи

Позади печи, на том же металлическом листе, лежали разносортные куски дерева; расколотые на щепу толстые чурбаны, сухие ветки груши, бамбука, ободранная кора, старый упаковочный ящик с двумя гвоздями, торчащими из него, и несколько обломков из дерева, в которых угадывались остатки старой мебели. Между ними валялся топорик.

Пройдясь по комнате, С. обошел вокруг печки около десяти раз, столько же раз избежал столкновения с балками, поддерживающими крышу, но ни разу не замедлил шаг и не вынул руки из карманов своих фланелевых штанов. Наконец он подошел к бревну возле окошка, из которого открывался вид на заднюю стену дома, и уселся на бревно. На нем имелось бесчисленное множество следов топора. Большинство рубцов было не более пяти сантиметров в длину. В тех местах, где надрезы пересекались, кора отходила, обнажая треугольники светлой древесины.

Кроме печки и бревна в комнате находилась еще кое-какая мебель.

Одним из предметов обстановки был подвешенный между первой и второй балками, которые находились под наклоном, плетеный гамак. На концах гамака переплетенные веревки сходились к металлическому кольцу; эти кольца цеплялись за гвозди, глубоко вбитые в первую и вторую балки. Из гамака свисали углы двух одеял и матрас, набитый смятыми газетами и связанный садовой веревкой.

Еще одним предметом обстановки была цепь полок и перегородок, стоявшая вдоль юго-восточной стены, по левую руку от С, сидевшего на бревне спиной к круглому окошку, из которого был виден дом. Эти полки использовались когда-то для различных приспособлений по уходу за голубями и голубятней — круглые черные шарики из хлебного мякиша, сменные насесты, маленькие пронумерованные колечки, сделанные из какого-то металла вроде олова.

Некоторые из приспособлений все еще хранились на полках, но большую часть полок занимали вещи, принадлежавшие С. Среди них были: старомодная подставка для ночника, цилиндр, две пустые банки из-под варенья, дыхательный ингалятор, статуэтка ломовой лошади, голова которой была отбита; пара ножниц, коллекция обстриженных ногтей, хранившаяся в пепельнице, мышеловка, часть скелета длинноухой летучей мыши, найденная во время экспедиции в нижнюю комнату, дорожный чемодан, купленный в день, когда мистер Мэри дал С. должность своего секретаря, правая ножка стула, изъеденная жучком, перьевая ручка, сделанная из разноцветного пластика, термос, латунная коробочка, катушки. Здесь же лежали: китайский фонарик, на котором была нарисована рожица чертика; завернутая в бумагу книга, на истрепанной обложке которой можно было прочесть: “Пингвин” — для путешественников”; три грецких ореха; боковое зеркало автомобиля с разбитым стеклом; еще одна пустая банка из-под варенья; зонтик, сверху которого лежала соломенная шляпка с разноцветными лентами; овальный металлический медальон с миниатюрой, изображающей сцену из “Жития человека божьего”; а также прокомпостированный автобусный билет; расческа со сломанными зубьями; замысловатый железный ключ; пачка из-под сигарет; талон на обед; еще одна банка, на этот раз с остатками варенья; жестяной шарнир; маленькая чашка с нарисованными цветами, в которой стояли бритва, помазок, ложечка и тряпка; кусок зеленого мыла тоже лежал рядом. Здесь же находилась и чашечка в сине-белую полоску и пакетик чая; эмалированная чашка без ручки, медный крокодил длиной восемь сантиметров; небольшой склад продуктов и домашней утвари и несколько книг: “Настольная книга машинистки”; “Нижняя точка”; “Отверженные” Виктора Гюго; “Посмертные записки Пиквикского клуба” без обложки; “Беременность — концепция деторождения”; первый том книги Шпенглера “Закат Европы”; “Игрушки и возраст”; “Жизнь для бога”; “Первые шаги в Библию”; “Введение в химию”; “Введение в философию”; “Понимание бога”; “Практика секса”; “Путеводитель по Англии”; “Мои Альпы” М. Мид и журнал “Для мальчиков” за август 19…

Все эти книги давно запылились. Пыль походила на пудру высокого качества; местами она лежала очень тонким бело-оранжевым слоем.

С. достал журнал “Для мальчиков” и уселся с ним на бревно. Он начал читать фрагменты из “Тайны Серой Мельницы”. Прочитав первые две колонки, он отложил журнал, положил его открытым на полю Опустился на колени и выглянул в открытое окошко.

“С. — наблюдатель, С. — секретарь, правда, бывший, — в нем было что-то хищное. Он гораздо опаснее, чем Г., — думал Домоладосса. — Но как можно понимать сейчас положение вещей? А может, этот непонятный мир, Вероятность А, настолько сложен, что в нем отсутствует понятие греха? Или, может, у бога миллиарды других миров, словно лежащих в детской кроватке, в которой он пробует различные комбинации греховности или непорочности”.

Размышляя, Домоладосса рассматривал настольную фотографию своей жены. С помощью специальных устройств, вмонтированных в раму за фотографией, за Домоладоссой наблюдали Определители.

В тот момент на дежурстве было четверо Определителей. Они стояли, вглядываясь в экран, на котором был виден Домоладосса, сидящий за столом и читающий доклад.

— Он выглядит совсем как мы.

— Очевидно, это мир наибольшей сообуслосленной синхронизированности.

— Но мы не знаем ключа к шкале.

— К шкале?

— Он может быть не больше моего пальца, а может быть и размером с дом.

— Продолжайте наблюдения. Его внутренняя вероятностная сфера может в любую минуту исчезнуть, как облако пара.

Определители стояли на склоне, молча рассматривая миражи в воздухе, которые являлись отображением только что открытого нового мира. Мираж в воздухе отражал мужчину, которым и был Домоладосса. Он удобно расположился в кресле, полностью поглощенный докладом. Домоладосса был настолько же увлечен чтением, насколько Определители — наблюдением над ним. Жена была мгновенно забыта, как только Домоладосса занялся описанием действий человека по имени С, который в тот момент сидел на полу и разглядывал заднюю дверь дома через подзорную трубу.

Перед дверью — каменные ступеньки. У них были две черты, два признака: один — временной, другой — постоянный. Постоянный располагался справа, временной — слева.

Постоянной чертой ступеньки была металлическая решетка с кованым орнаментом — она была предназначена для чистки обуви. Концы ее были загнуты вверх и извивались, как шеи дракона: через подзорную трубу было невозможно разобрать, действительно ли орнамент решетки изображал головы драконов. На другом конце ступеньки стояла бутылка молока. Она была пуста, молоко уже выпили: сквозь нее виднелась кирпичная кладка дома — туманно и размыто. В то время, как С. разглядывал сквозь подзорную трубу молочную бутылку, тонкий луч света коснулся ступеньки, скользнул по бутылке, отчего стекло заиграло разными цветами радуги. В то время падающий лист попал в предел виденья трубы, мелькнул и исчез в темноте, которая всегда окружала мир, ограниченный пределами подзорной трубы.