Тут Синдзи вспомнил, как его не по годам развитая сестренка Икуми (па три года младше) однажды спросила: «Ты предпочитаешь романтический брак или брак по расчету?» Он тогда ответил: «А я могу вообще не жениться».
«Эх, Икуми, сестренка, — подумал Синдзи. — Надеюсь, ты влюбишься в какого-нибудь славного парня и удачно выйдешь замуж. А я вполне могу умереть и так и не узнать, что такое любовь».
Синдзи взглянул на Ютаку.
— Слушай, Ютака, могу я тебя кое о чем спросить? Заранее извиняюсь, если в вопросе будет что-то обидное.
Ютака озадаченно на него посмотрел.
— Спрашивай, — сказал он.
— Что такого замечательного было в Идзуми?
Ютака молча уставился на Синдзи, а затем его залитое слезами лицо расплылось в улыбке. Возможно, это было своеобразное приношение, вроде букетика цветов на могилу любимой.
— Не знаю, как это сказать, но она была необыкновенно прелестна.
— Прелестна? — переспросил Синдзи, а затем быстро добавил: — Нет-нет, я не хочу сказать, что она такой не была.
Разумеется, крокодилом Идзуми было никак не назвать, но, по мнению Синдзи, раз уж речь шла о прелестных девочках, то у них в классе учились Такако Тигуса (как раз в его вкусе), Сакура Огава (она была влюблена в Кадзухико Ямамото, и оба они уже погибли) и Мицуко Сома (какой бы прелестной она ни была, о ней и речи идти не могло).
Тут Ютака снова улыбнулся и произнес:
— Когда она казалась сонной и клала щеки на ладони, она была прелестна. Когда она поливала цветы на окне классной комнаты и касалась листков, она была прелестна. Когда она уронила эстафетную палочку на ежегодных спортивных состязаниях, а потом расплакалась, она была прелестна. Когда она болталась на переменах возле Юки Накагавы, заливаясь смехом, она была прелестна.
Выслушав эти зарисовки, Синдзи вдруг понял, что ему все или почти все стало ясно. Наблюдения Ютаки вроде бы ничего не объясняли, но в то же самое время давали верное ощущение.
«Кажется, я действительно начинаю понимать, в чем тут дело», — подумал Синдзи.
Закончив говорить, Ютака взглянул на своего лучшего друга.
Синдзи с благодарностью на него посмотрел и слегка наклонил голову. А затем улыбнулся.
— Я думал, ты станешь комиком, когда вырастешь, но теперь мне кажется, ты мог бы стать поэтом.
Ютака тоже улыбнулся.
— Послушай, Ютака, — сказал затем Синдзи.
— Что?
— Не знаю, как это сказать, но мне кажется, что Идзуми по-настоящему счастлива знать, что кто-то так ее любит. Наверное, она сейчас плачет на небесах.
Рядом с поэтическими зарисовками Ютаки его слова прозвучали довольно убого, но Синдзи чувствовал, что должен об этом сказать. Однако теперь глаза Ютаки опять стали наполняться слезами. И слезы потекли по щекам, проложив еще несколько белых полосок.
— Ты думаешь? — с трудом отозвался Ютака.
Синдзи положил правую руку ему на плечо и нежно его потряс.
— Конечно. — Он перевел дух и продолжил: — А что касается твоей мести, то я к ней присоединяюсь.
По-прежнему полные слез, глаза Ютаки широко распахнулись.
— Правда?
— Ага. — Синдзи кивнул.
Да, Синдзи уже о чем-то таком подумывал. Нет, не в смысле девочек. Он задумывался о своем будущем в этой паршивой Народной Республике Дальневосточная Азия.
Однажды Синдзи уже попытался обсудить этот вопрос с Ютакой. Но Ютака тогда отмахнулся от серьезного разговора и добавил: «В самом крайнем случае я могу здесь комиком стать». Синдзи посмеялся шутливому ответу Ютаки, но для него самого все было очень серьезно. Хотя, если вдуматься, Ютаке тоже следовало быть посерьезнее. Но он предпочел отшутиться. На самом деле самая суть проблемы Синдзи сформулировал в реплике, обращенной к Сюе Нанахаре: «Такое обычно называют „успешным фашизмом“. Что может быть кошмарнее?» Эта страна была безумна. И дело не только в этой дурацкой игре. Всякий, кто хоть как-то пытался сопротивляться режиму, немедленно шел в расход. Власть совершенно не интересовало, виновен ты или нет, она отбрасывала зловещую тень на жизнь всех, у кого не было иного выхода, кроме как подчиниться действующей политике и находить утешение лишь в маленьких радостях жизни. Даже когда все источники радости иссякали, тебе оставалось лишь склонить голову и смириться с этим.
Однако с некоторых пор Синдзи считал, что дело обстоит на самом деле иначе. В конце концов, остальные должны были думать так же, как он. Конечно, никто не высказывался вслух. Даже Сюя Нанахара выпускал пар, слушая нелегально импортируемую рок-музыку — но дальше этого дело не шло. Синдзи решил, что ему следует выразить как-то протест, пусть даже это и опасно. Чем больше он узнавал о мире, тем тверже становилось это его убеждение.
А два года тому назад произошло событие, изменившее его жизнь: умер его дядя. Официально объявили, что это несчастный случай. Когда родственникам предложили забрать тело, полиция проинформировала их о том, что дядю Синдзи ударило током, когда он поздно вечером находился на работе один. Тем не менее Синдзи уже некоторое время подозревал что-то неладное. Последнее время дядя казался очень занят, что было для него необычно. Однажды Синдзи связался с ним по компьютеру и спросил, все ли у него хорошо. Дядя уже стал было отвечать: «Один из моих старых приятелей…» — но затем решил уклониться от ответа и просто сказал, что все нормально.
«Один из старых приятелей…»
О своем прошлом дядя почти ничего Синдзи не рассказывал. Когда все-таки об этом заходила речь, он предпочитал сменить тему, а Синдзи, понимая, что дядя не хочет об этом особенно распространяться, старался в прошлое дяди не лезть. (Когда Синдзи как-то стал расспрашивать своего отца, старшего из братьев, тот просто ответил, что ему этого знать вовсе не требуется.) И все же широкий диапазон дядиных знаний, которые выходили далеко за рамки легального, суть его высказываний о мире или об обществе свидетельствовали о фундаментальном неприятии, если не сказать, о ненависти к режиму. И еще… что-то смутное вспомнилось. Однажды он сказал дяде: «Ты такой замечательный». А дядя лишь скривился и ответил: «Нет, ты неправ. Никакой я не замечательный. По-настоящему достойному человеку в нашей стране просто не выжить. Будь я действительно достойным, я бы уже был мертв». Именно это и позволило Синдзи заключить, что дядя в свое время боролся против режима. Но потом по какой-то причине перестал бороться. Вот что Синдзи тогда заподозрил.
Именно поэтому Синдзи так встревожился, услышав, что дядя упоминает о «старых приятелях». Но затем он успокоил себя: раз это его дядя, значит все будет в порядке, и решил не наседать на него с вопросами.
