Ничего не изменилось. Монах, в отличие от Фрэя, не хотел ничего менять. Зачем сносить лачуги? Когда-нибудь они сами развалятся под напором времени, и на их месте вырастут новые, точно такие же.
Мы не стали сворачивать в эти узкие кварталы, из которых то и дело слышалась китайская трескотня, плач ребенка – такой нереальный звук для резервации – и чья-то ожесточенная ругань. Короткий путь – не всегда самый приятный.
На пристани мертвые волны мерно плескались о сваи. Запах тины. Заржавевшие до буро-коричневого цвета поручни. В таком виде все существует уже очень давно, но теперь картина вызывала во мне еще и другой отклик: бесстыдно улыбающиеся трупы, примотанные к забору. То, что так ярко и безжалостно показывал мне Бор.
Нас уже поджидали. Как я и предполагал, их было гораздо больше десятка, а сколько еще пряталось за соседними зданиями, могла подсказать только моя эмпатия. Мало того, Дэвона среди них не было. Люди, собравшиеся на пристани, и близко не стояли к верхушке, некогда заправлявшей западной группировкой.
– О, да мы с тобой популярны, – присвистнул Фрэй, увидев такую встречу.
Вот только вряд ли нас будут купать в аплодисментах. Я попытался прощупать их еще до того, как мы подойдем слишком близко, но не ухватил ничего определенного. Многие просто не знали, зачем они здесь. Других мучило любопытство и неизвестность. Некоторые хотели показать, что они что-то значат. И лишь в немногих тлела настоящая злость и агрессия. Самое страшное, что именно эти немногие могли зажечь всю толпу.
Но было и кое-что еще, что они старательно прятали и друг от друга, и от самих себя. По привычке я сразу же передал свои ощущения Фрэю – он всегда распоряжался моим даром лучше, чем я сам.
– Если все пойдет хорошо, многие могут переметнуться на нашу строну.
Друг кивнул, словно тоже это подозревал.
Да, эти люди тайно и скрытно, но от того не менее отчаянно, хотели защиты. Как странно, что за стальными мышцами, натянутыми жилами и изрезанной шрамами кожей иногда скрывается нечто мелкое и трепещущее за свою шкурку, ищущее покровителя, который взял бы его под свое крыло. Им было все равно – Фрэй ли убил их людей, или это сделал кто-то другой. Главное – найти безопасное и сухое место. А место около главаря восточной группировки после смерти Монаха было одним из самых безопасных, по их мнению.
– Я смотрю, Захария, ты любишь большие компании, – Фрэй свободно подошел к группе, беспорядочно сгрудившейся на причале – еще один признак разобщенности. В его фигуре не было и капли напряжения, не говоря уж о страхе, словно он входил в бар к своим друзьям. – А вот место мог бы выбрать и поуютнее.
При этих словах Оспа вздрогнул, только сейчас заметив наше появление, а затем и вовсе застыл, увидев, что нас всего лишь двое.
– А я не на свидание приглашал, – несмотря на браваду, он немного запинался. – О чем ты хотел поговорить?
– Если не ошибаюсь, поговорить хотел ты. А мне надо было видеть Дэвона. Где он? Где вообще прячется вся ваша верхушка? Барон? Ящер? – Фрэй обвел взглядом собравшихся, и казалось, что вслед за его взглядом по людям идет ропот: они переговаривались, оглядываясь друг на друга. – Кто и когда видел их в последний раз?
Оспа совсем растерялся, но затем какая-то злость мелькнула у него на лице:
– Может, ты их и пришил, а Красноволосый?
Лидер восточной группировки рассмеялся густо, обидно:
– Если бы это сделал я, то не молчал бы об этом. А пока значит, валандаетесь как бесхозная скотина, которую некому накормить? Вы знаете, что происходит с бесхозным скотом? Его задирают волки! – он неожиданно резко замолчал. Я испугался, что Фрэй перегнул палку, и сейчас на нас выльется шквал протеста. Но тишина была глубокой, никто не шевелился, все смотрели на него, и мой друг продолжил всего одной фразой. – Волки среди нас.
Боевики зашептались, загудели. Я уловил смутное настроение: "Он прав!", но оно перекрывалось толстым слоем недоверия, так что никто не осмелится сказать этих слов вслух.
– Ты хочешь убедить нас, что не трогал никого с западной стороны? – Оспа сплюнул и вытащил охотничий нож из кармана, но не успел сделать и одного угрожающего движения, как уже смотрел в дуло револьвера Фрэя.
– Я никого и ни в чем не пытаюсь убедить. Вам лучше моего известно, что никто из моих ребят к этому не причастен. Я не угрожаю и никого не зову. Но если кто-то решится перейти ко мне – не откажу.
Он опустил револьвер и, нисколько не заботясь о том, что будет делать Оспа со своим ножом, развернулся к нему спиной и пошел прочь. Я напрягся: если этот запуганный бандюк все же на что-то решится, то я должен поймать его эмоции заранее. Вечно так: Фрэй разыгрывает крутого, но охранять его спину приходится мне. Хотя Оспа не двинется с места. Никто из них не двинется. Лидер восточной группировки не зря стоит наверху – он силен и харизматичен, он вызывает желание идти следом. И я пошел за ним, глядя, как в темноте посверкивает красный хвост.
Но мирного обратного пути все же не вышло. В переулке я замер, словно меня кто-то пригвоздил сверху. Понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять, что это чей-то взгляд. Фрэй тоже затормозил, перестав слышать мои шаги позади себя. И не дожидаясь, пока я скажу хоть слово, но повинуясь какому-то своему внутреннему инстинкту, поднял голову вверх. Да, смотрели именно сверху. Это был такой знакомый взгляд, столько лет наблюдавший за мной и моими друзьями, пока мы тренировались на складе. Достаточно, чтобы запомнить этот необычный сплав звериного и человеческого, почувствовать даже его дальний отголосок на этой раздолбанной улице.
– Это Дэвон, он где-то здесь, наверху, – сомнений быть не могло. Я тоже поднял голову, но, конечно же, ничего не увидел – уже давно стемнело, а в западной части не знали, что такое уличное освещение.
Он наблюдал за нами. Возможно, даже все время. Только издалека, так что я не мог ухватить даже отголоска его флера.
– Он уже знает, что мы его заметили? – спросил Фрэй.
Я покачал головой.
– Отлично, давай еще прогуляемся, пока он не спустится на землю.
Фрэй прав. Дэвон многому научился у Спарты – если захочет убежать, в темноте по крышам нам его не догнать.
Мы пошли дальше, будто и останавливались только засмотревшись на блеклую, еще не до конца вышедшую луну. Постепенно здания расступались, обнажая впереди массив сплошной черноты. Отсутствие света было таким полным, что казалось, будто ты уперся в стену, обозначавшую край мира. Но до края мира нам было еще далековато: при приближении можно было заметить разорванную сетку забора, выцветшие таблички и полуразвалившуюся будку на входе. Да, у нас могла бы быть своя достопримечательность, если бы сами по себе мы не являлись самой большой достопримечательностью города. Развалины венецианской крепости возвышались на территории резервации как неуместное напоминание об истории, частью которой мы тоже когда-нибудь станем. Сдается мне, эти венецианцы вообще были шустрыми ребятами – наследили своими постройками по всей Европе. Только другие города охраняют их как национальное достояние, у нас же древние стены выброшены как будто за ненадобностью. Когда только вставал вопрос о том, где организовывать особую изоляционную зону, наличие на этой территории старинной крепости никого не смутило – ну и что, любой желающий с материка все равно сможет зайти в резервацию и осмотреть руины, если уж ему так интересно. В реальности же с каждым годом желающих становилось все меньше и меньше, а теперь и вовсе никому не было дела до развалин. Еще во времена Кербера их начали использовать для тренировок. Сейчас... сейчас это было единственным местом в резервации, с которого видны звезды...
