– Ты, ефрейтор Смолкин, сначала принеси мне неисправное оборудование, а после этого я тебе выдам исправное.
И Смолкину пришлось еще дважды преодолевать ползком почти полтора километра от укрепленного района до застывшего в поле танка, пока он не привел его в порядок. Так что, только благодаря некоторому затишью на этом участке фронта, танк, превосходная мишень для противника, не подвергся окончательному уничтожению, а Сашка Смолкин остался цел и невредим.
– Смолкин, да ты герой! Просто израильский Чингачгук! Вылитый Гойко Митич! У тебя лицо на этой фотографии имеет те же черты невозмутимого мужества!
Смолкин не сильно отбивался от восхищенных Илюшкиных слов. Он видел, что его друг на самом деле впечатлен этим снимком, хоть тот и пытался придать своим словам шутливый тон.
– Слушай, я реально дико возмущался тем бардаком, который на той войне царил у нас в Цахале. Не мог себе такого представить, ну и переругался там со всеми в штабе. Так что, как только стало ясно, что кампания заканчивается, меня первого отправили домой. Но в те дни я насмотрелся всякого, и, знаешь, такая порой философия накатывает о бренности наших жалких телес – небольшого количества плоти, воды и костей… И как кровь из человека уходит, я тоже видел. Что это такое вообще, наши физические сущности? Мы все время болеем, лечим себя всякой химией, находим всякого рода подпорки дряхлеющим организмам, цепляемся за жизнь, бросая курить, делая операции, вставляя протезы. Я как-то на войне все это – нашу уязвимость, незащищенность – по-особому прочувствовал, когда видел ребят, уничтоженных в один миг. Что творится с человечеством? Это ведь какая-то фантасмагория! Ведь мы все, по сути, движемся в течение семидесяти-восьмидесяти лет своей жизни к обрыву – и валимся туда, в пропасть небытия, все, каждую минуту, секунду, как бараны на убой, без какой-либо надежды на иной исход. Кто-то напихал в себя лекарств, кому-то удачно удалили опухоль, кто-то упорно занимался физкультурой и оказался на краю чуть позже; вся разница в пару лет – все летят в пропасть. Так нам этого мало, надо поторопить друг друга шрапнелью. На войне этот бег к обрыву выглядит еще нагляднее, особенно если абстрагироваться от всех этих штампов, от обозначения находящихся друг против друга противников шевронами разной формы, цветом их камуфляжа и манерой отдавать честь, то всю картину поля боя можно представить для обеих сторон, как простое физическое пронизывание человеческих тел различного pода твердыми предметами: пулей, осколком, всем, что разлетается после взрыва снаряда. В общем, картинка наша с этими симпатичными трупами, плавающими в собственной крови, достоверна на сто процентов. Это я тебе как специалист говорю!
Илья смотрел на своего друга в недоумении:
– Ты всю эту речугу толкал только для того, чтобы убедить меня в том, что картинка приличной получилась?
– Да нет, накатило что-то… Значит, здорово мы это сегодня устроили. Задело меня… Я типа на себе эксперимент провел, я ведь вроде закаленный в тяжелых танковых сражениях боец, а видишь, как меня торкнуло. – И Смолкин улыбнулся: – Круто мы замутили. Серьезное дело вырисовывается.
Замутили они три года назад. Встретились вшестером в Израиле, на Голанах в арендованном на неделю циммере[1] – среди цветущих, одуряюще пахнущих бело-розовых миндальных рощ. Собрались по поводу годовщины окончания университета.
– Ребята, скучно жить стало. У меня кризис беловоротничкового среднего возраста, – жаловался Смолкин.
– Бойцовский клуб! – И Даник продемонстрировал взмахом руки, сжатой в кулак, альтернативу Сашкиной «скучной жизни»: двухэтажный дом в тихом районе Торонто, ребенок в престижной школе, жена – программист, как и он, – упакованы по полной. – Пойди в какой-нибудь подвал с рингом и толпой орущих мудаков, которым благополучие на яйца давит, там тебе набьют морду, и ты будешь кайфовать каждый раз, когда Танька в твоем двухэтажном особняке в скучной тиши торонтского рая будет менять тебе на открытой кровоточащей ране повязку с лебедой и подорожником, пока твой замечательный сынишка в сопровождении гувернантки не вернулся из скучной школы для вундеркиндов.
– Где ты видел лебеду в Канаде?
Смолкин, видимо, всерьез принял совет американца. Даник уже десять лет жил в Нью-Йорке и своей жизнью был доволен. Та же степень устроенности, жена, в тон его имени – Дана, – двое детей, свой дом в предместье.
– Да ладно, Даник! Мы все тут начинаем лысеть, жиреть и вянуть! Помните, как мы по шесть-восемь человек заползали в «Жучок» к Шведскому? Теперь с нашими объемами… – он похлопал себя по явно обозначившемуся животику.
– Только в микроавтобус, – дополнил его Игорь.
– А в этом что-то было, – Смолкин мечтательно продолжил, протянув фразу и притормозив набирающий обороты диалог. – Меня в той Ильюшкиной машинке пару раз так к Таньке прижимало, что я от нее до сих пор отлипнуть не могу.
Все заулыбались:
– То-то вы еще до окончания университета двоих карапузов наприжимали!
– И все-таки, – Смолкин вернулся к серьезу. – Надо встряхнуться! Давайте соберем в кучку наши замечательные мозги и напомним миру, кто такие выпускники лучшего в мире…
– Все, все, кончай! «Лучшего в мире»! Одного из лучших, – Сергей лукаво улыбнулся, погладив Смолкина по проволоке черных волос. Закуривая, подошел к шестому участнику вечеринки. – Молчишь, Скрудж? Мы все из-за тебя испытываем комплекс неполноценности.
«Скрудж», Дима Гальперин, жутко разбогател в последние несколько лет. Два успешных игровых проекта, неожиданно для него самого, принесли миллионы североамериканских долларов, и он пока еще не решил, какое место в социальном ранжире является для него комфортным, особенно во взаимоотношениях с друзьями юности.
– Ребята! Бабло валится на меня уже неконтролируемо. Мои стрелялки достаточно примитивны и многим другим уступают в качестве контента, но, видимо, полно идиотов, которым то, что попроще, как раз легло на интеллект. В общем, повезло. Но чего вы от меня ждете? Хотите, чтобы я пальцы веером развел или, наоборот, бедным деньги на Виа Долороса раздавал?
И все посмотрели на Илью.
– Шведский, твое молчание таит в себе неизведанное.
Игорь сделал глоток своего фирменного «негуса» и поднял бокал:
– Помнишь, как тогда, в «Лифте», под подогретый на костерке мой «сиропчик», ты нам про перекрестки заливал?
Илья встал, ему подали наполненную «сиропчиком» кружку, и все пятеро шутливо изобразили повышенное внимание, предполагая услышать что-нибудь из запасов саркастического илюшкиного юмора, но Илья молчал. Он переводил взгляд с одного из окружавших его молодых мужчин на другого, сохраняя на своем лице абсолютную серьезность, и этот его взгляд постепенно сменил шутливое выражение их физиономий на растерянное ожидание чего-то необычного.
– Игра начинается так: вы стоите на городской улице, перед вами вывеска «Библиотека», и стрелка приглашает вас туда войти. Приветливая девушка спрашивает: «Что вы хотели бы почитать? В нашей библиотеке вы можете выбрать только один литературный жанр – детективный».
Вы соглашаетесь выбрать то, что вам предложит очаровательная сотрудница. Девушка просит заполнить анкету. Обычные вопросы: дата и место рождения, где учились, кем служили, ваши увлечения, какую музыку и какие кинофильмы вы любите. После того, как вы заполнили последнюю строку, на полке, в тесном ряду книг, на корешке одной из них, загорается ваше имя. Милая девушка достает ее с полки и протягивает вам. Остается эту книгу раскрыть.
Всеобщее молчание прервал стук в дверь. В этом циммере не было звонка – стучать надо было прикрученной к дощатой двери подковкой. Стук повторился, и после этого все будто выдохнули. Смолкин, поперхнувшись, громко проглотил слюну:
– Это, наверное, кто-то из той библиотечной книжки стучится, пойду открою… Или нет… – он притормозил и обернулся к Сергею: – Давай вместе.
На пороге стоял водитель Гальперина, и тот, выслушав шепот близко подошедшего парня, всплеснул руками, обернувшись к собратьям по университету:
– Ленка в аэропорту! Прилетела, не предупредив, – и, скривившись в притворном неудовольствии, добавил: – проверять.
Водитель усмехнулся. Все помахали миллионеру, прощаясь, выражая на лицах полное понимание и сочувствие неожиданному известию «жена, без предупреждения, в аэропорту». Ну, все-таки, не в дверь спальни постучала, не катастрофа.
– Как же! Она его проверять собралась! Это ему покоя нет… Хотя такую проверяй-распроверяй! Да, видно, Димка смирился, бесполезно.
Игорь выдал это, затянувшись сигаретой, после того, как за Гальпериным закрылась дверь. Все помолчали. Все были знакомы с Еленой Вагнер, москвичкой, девушкой, от которой в радиусе досягаемости ее взгляда пространство искривлялось, засасывая мужскую половину человечества в воронку ее космического притяжения.
