крикнул он.
Последовала пауза.
– Чо, правда? – спросили с дороги.
– Дайте мне секунду, я положу оружие на землю и отойду от него. Не надо, чтобы кто-то пострадал.
– Я с тобой совершенно согласен, Малкольм. Но откуда мне знать, что ты сдержишь слово?
– Подозреваю, вы имеете некоторое представление о том, откуда я? И во что я верю?
– Типа того. Имеем.
– Тогда вы в курсе, что я не могу и не буду вам лгать. Даже несмотря на то что вы меня подстрелили, я все равно вам сдамся, – он повернул голову, чтобы голос лучше долетал до первого из двух неприятелей. – Это дело принципа.
Он почти слышал, как тот думает.
И не он один.
– Это ловушка! – презрительно крикнул второй, явно почуяв то же самое. – Сам знаешь, что они за люди. Фанатики! И развед говорил…
– Да, я знаю, что они за люди, – перебил его первый. – Именно поэтому я в курсе, что для них значит это слово. Принцип.
– Как будто нету способа обойти любые принципы, – возмутился второй. – Как будто мы с тобой не знаем, как можно оправдать и любой принцип, и его противоположность!
– Вы что, философы? – искренне полюбопытствовал из-за дерева Малкольм.
В ответ пуля сочно воткнулась в ствол у него над головой.
– Вот тебе философский вопрос, – сказал второй. – Что это было: предупреждение или промах?
– Философ бы первым делом задался мыслью: не одно ли это и то же.
– Не одно.
– Вон оно что, – ухмыльнулся Малкольм. – С философией все ясно!
– Ты бы заткнулся уже, Годвин? – рявкнул первый.
Годвин заткнулся.
– Я сейчас сосчитаю до десяти, Малкольм, – предупредил первый. – И к последней цифре ты будешь стоять там, где мы оба сможем хорошо тебя видеть, подняв руки вверх. Ты меня понял?
Малкольм закрыл глаза и пробормотал благодарственную молитву, потом сказал:
– Абсолютно.
– Я не шучу. Один неверный шаг, и все философские вопросы разом закончатся. И это уже мое дело принципа. Ну, пошел. Раз…
Малкольм вдохнул, снимая ощущения с уха (ухо очень дергало).
– Два.
Выдохнул через рот, проводил глазами вырвавшееся оттуда гигантское облако пара.
– Три.
Он сел, выпрямился.
– Четыре.
Встал. Теперь ему было видно Годвина – коренастый мужик, совершенно не такой, как он себе представлял.
– Пять.
– Хорош на меня пялиться. Шевели ногами, – сказал Годвин.
– Шесть.
– Ну, прости, – сказал Малкольм.
– Семь.
– За что прости? – поинтересовался Годвин и взорвался таким ливнем огня и крови, что Малкольму пришлось отступить обратно за дерево.
А заодно и уйти с линии прострела первого… гм, собеседника. Щеку все равно окатило кровью – Годвинова теперь смешалась там с его собственной. Еще и сумку заляпало. Пламя облизало дерево – обожгло, конечно, но кора не занялась.
Сумка, понятное дело, была огнеупорная.
– Это что вообще было? – заорал первый. – Ты же сказал, что сдаешься!
– Я и сдаюсь. – Малкольм вжался в дерево, догадываясь, что сейчас будет. – Но вердикт может быть и отменен.
Крики начались секунду спустя, а закончились еще через две, так что мужик, по крайней мере, недолго страдал.
Малкольм подождал, пока рев прекратится, пока стихнут в небе удары огромных крыльев. Вскоре осталось только тиканье остывающего металла и нечастое бульканье кипящей резины.
– Спасибо, – пробормотал он в неподдельном изумлении. – Спасибо.
Подобрал рюкзак – Годвинова кровь уже подсыхала. На черный круг, оставшийся от леса там, где погиб Годвин, он смотреть не стал и быстро зашагал к дороге.
«Олдсмобиль» ныне сам собой представлял глубоко философский вопрос: автомобиль ли он еще, если большая его часть навек прекратила свое существование, а то, что осталось, умещалось в неглубокой лужице? И был ли у «олдсмобиля» дух, про который можно сказать, что он жив, пока Малкольм о нем помнит?
Дорогу он перешел метрах в десяти, чтобы жар асфальта не расплавил ему подошвы, и нырнул в лес, спускавшийся к реке. Закинув рюкзак на плечи, он двинулся вперед и ни разу не оглянулся.
Отдыхать будем потом.
До американской границы еще добрых сто восемьдесят миль.
– И где же твой отец отыскал голубого? – спросил Сару Джейсон Инагава, идучи с ней по грунтовке из школы.
– У брокера, которого твой же и посоветовал, – ответила, несколько удивившись, Сара.
Солнце-то на небо выкатилось, но все равно как-то подмораживало. Идти приходилось резво, чтобы не задубеть. Школьный автобус почему-то никогда не доезжал до ферм единственной в ней девчонки смешанной расы и одного из немногих азиатов. И почему бы это, а?
– Да, но о голубом-то он никогда не говорил, – возразил Джейсон. – Я даже и слыхом не слыхивал ни о каких голубых в нашей округе.
– Я тоже не слышала. Но па сказал, он твоему еще скажет всё, что о нем думает, – после того, что этот дракон учудил.
Дракон их, конечно, не убил. Такого их племя больше не делало. Никто не знал, сколько на самом деле живут драконы – про бессмертие, понятное дело, это только слухи, – но жизнь свою они ценили достаточно, чтобы не нарушать столетней давности договоры с видом, доказавшим свои исключительные таланты в обращении с оружием массового поражения.
Регулярные и дорогостоящие человеко-драконьи войны, не прекращавшиеся тысячелетиями, закончились только в начале восемнадцатого века. Драконы удалились – более-менее по собственной воле – в свои Пустоши-резервации, раскиданные по всему миру. Мир длился долго, и люди благополучно успели обратить накопившуюся агрессию на себе подобных.
Первая и Вторая мировые войны (от участия в которых драконы полностью воздержались) – вот два самых очевидных примера. Не считая бесчисленных примеров поменьше. Да вот чего далеко ходить: не далее как на этой неделе Советский Союз изловил шпионившего за ними американского пилота. Эйзенхауэр пригрозил ответными мерами, если пленного немедленно не отпустят, да только в наши дни ответные меры означали бомбы – бомбы такого размера, чтобы стирать с лица земли целые города. Сара знала в школе ребят, которые каждый вечер перед сном молились, чтобы Боженька дал им проснуться поутру. Так что, несмотря на способность легко раздавить, проглотить или расплавить любое человеческое существо, драконы оставались где-то в самом низу списка человечьих забот.
Правда, от этого их с папой полет домой менее ужасным не стал.
– Если ты еще хоть раз отколешь что-то подобное!.. – разорался отец, когда дракон в целости и сохранности опустил автомобиль на подъездную дорожку.
– Что ты тогда сделаешь? – пророкотал тот. – Заплатишь мне еще меньше?
Судя по всему, зверь был доволен собой, и негодующий работодатель нимало его не беспокоил.
– Я не шучу, когтина! – ткнул в него пальцем отец. – Власти тут, у нас, драконов
