Разобравшись же в неприглядной картине мира, они ужаснулись страшнейшей, многовековой деградации человека, и поняли, что нужно делать. Для того, чтобы добиться успеха в задуманном, возможно потребуется тоже не одно столетие, они это осознавали. И понимали ещё, что их слишком мало для такой грандиозной задачи: остановить тёмные века, вернуть людям разум, любовь и творчество – то, что отличает человека от зверя.
Они стали искать соратников, стали искать носителей разума, потому, что сначала думали, что для их задач наличие остальных двух составляющих человека (любви и творчества) всё-таки вторично, хотя и очень желательно. Они ошибались в этом – просто разумные люди, которых они привечали, как сторонников, становились врагами. Но они не отчаивались, и находя очередного разумного, и выяснив, чем тот дышит, далеко не всегда объясняли ему свои цели. Они поняли, что искать людей, похожих на них есть смысл только среди очень молодых, не попавших ещё под возрастное отупение. Это как если выискивать блондинов – среди маленьких детей много беленьких, но со временем большинство из них темнеют…
И потому с взрослыми разумными старались держаться осторожно, возложив всю надежду на их детей, генетически перенявших интеллектуальные способности родителей, и в силу возраста ещё зачастую обладающих и любовью, и творчеством. Взрослых, бывших когда-то разумными, и выбравших обычную человеческую жизнь, но вхожих к ним в дом, они называли «сочувствующими», так уж повелось неизвестно почему.
Несмотря на все эти сложности и предосторожности, их число неуклонно росло. Настало время, и им пришлось разделиться на две семьи, позже – ещё, и ещё. Причина была очень простой: они по-прежнему не афишировали свой образ жизни, дабы избегать кривотолков и подозрений в сектантстве или бандитизме. Было принято решение, что в одном доме (а ещё лучше – и в одном городе) не должно проживать более двадцати взрослых человек. Семьи разделились по принципу общих интересов и предпочтений, но это разделение всё равно носит чисто условный характер, ибо всего лишь выявляет разные грани одного и того же явления. И следующие поколения принялись хаотично слоняться между семьями, подтверждая этот тезис…
Тут Виктор не выдержал, и бросился выяснять:
- А почему вы это так спокойно мне рассказываете? Я так понял, что далеко не каждый разумный, ну это, соглашается жить так как вы. Может я тоже со временем от вас уйду и буду болтать про вас всем, кому не лень?
- Очень может быть, - согласился дедушка, - может быть ты даже устроишься в Общество Здоровой Морали, дослужишься там до высоких чинов, и сочтёшь, что наше существование угрожает кому-нибудь. Миру дураков, например. Именно на этот случай у нас имеется пятиметровый забор, и возможность быстро ретироваться. Ты ведь далеко не первый такой в истории семей, и случалось всякое. И именно поэтому мы пока не знакомим тебя с другими семьями. То есть, весь риск от твоего дальнейшего выбора, мы принимаем исключительно на себя.
- Почему вы вообще решили, что я могу быть одним из вас? – не унимался Виктор, - ну ладно, разум; признаю, что таким качеством похоже я действительно наделён. Ну пусть творчество, есть такой грех, написал я повесть. Но любовь? Где вы во мне её увидели? Я ж так понимаю, что это необходимое условие для жизни в семьях…
Дедушка усмехнулся, и указал взглядом на толстого и пушистого щенка, который вольготно развалился и дрых у Виктора на коленях. Щенок уже носил гордое имя Ильдар, и Виктор покорно вытирал за ним лужи по всему дому, таскал спать к себе в комнату, и был вообще с ним неразлучен.
- Ты любишь животных, Виктор. Если человек умеет по-настоящему любить хоть что-то живое, то это означает, что Господь наделил его величайшим своим даром – любовью. Ты не стал превращать в подобие живого своего помощника, так как понимал – это симулякр, а не жизнь. А ты хотел, чтобы у тебя был настоящий живой друг. Человеку, который не умеет любить, постоянно приходится искать себе мотивации для демонстрации чувств, которых он на самом деле не испытывает. Он оценивает людей исключительно по стандартам внешности, кредитоспособности и манеры одеваться; детей пристально рассматривает на предмет схожести с собой, а уж потом может демонстрировать хоть что-то похожее на привязанность, ибо себя-то ему как раз любить легко. Такой человек даже в животных ищет не дружбу, а умиление, заводя себе карманных собачек и прочую мелочь, а то и вовсе довольствуется соответствующими интерфейсами помощника.
Виктор рассеяно погладил собаку, пожал плечами, и сказал:
- Я был уверен, что это как раз плохо, что мне никогда не было интересно заводить себе виртуальных девок и приятелей, не говоря уж о животных. Все вокруг только этим и занимались, и я получался какой-то ненормальный.
- А я и не говорю, что ты нормальный, - рассмеялся дедушка, - я просто говорю, что ты похож на нас.
Был ещё один вопрос, который не давал Виктору покоя, и он пристал к дедушке за разъяснениями:
- Вот вы говорили, что семьи открыли способ передачи себя по наследству. И про католиков вы это говорили. Так в чём же тут секрет, если его не смогли найти все остальные?
- Ну, во-первых, я говорил, что способов этих несколько, - сказал дедушка, - а во-вторых тот способ, что нашли семьи, и те способы, что находили до них – это очень разные вещи.
- Но ведь есть же что-то общее, или нет? Какой-то общий принцип?
Дедушка задумался, подбирая слова, и Виктор поспешил уточнить:
-Нет, вы не подумайте, я не хочу выспрашивать подробности. А то мало ли какая моча мне со временем ударит в голову, а получится, что я ещё и это про вас знаю. Не нужно. Я хочу просто понять, что такого необыкновенного вы делаете.
- Да я собственно и не беспокоюсь по этому поводу. Потому, что конкретно наш способ так же прост, как и практически неисполним в любых других условиях, кроме тех, в которых живут семьи. Сам же принцип звучит так: «Никогда не пускай дурака в свою жизнь».
И тут важно понимать, какими путями дурак может всё-таки к тебе подобраться, и как этого следует избегать. Во-первых, с дураками нельзя дружить, сколь бы полезным или удобным тебе это ни казалось. Потому, что общаясь с дураком, ты сам не заметишь, как будешь обсуждать исключительно его дурацкие проблемы. И потом, он обязательно притащит в твою жизнь других дураков и дур, и ты растворишься в их коллективной глупости. Во-вторых, на дураке (то есть, на дуре) нельзя жениться. Потому, что она непременно затянет тебя в свой дурацкий водоворот жизни, где станут вращаться её имбецилы-родители и тупые подружки. И главное - дура сделает полудурками твоих детей, воспитывая их в своей дурьей манере. Мать-алкоголичка или наркоманка в сто раз лучше для будущего разума ребёнка, чем дура-домохозяйка, сдувающая пылинки со своего чада. Потому, что даже алкоголичке, как ни крути, есть чем заняться, кроме ребёнка, и опасность для него представляют только неизбежные закидоны мамаши и её приятели. Дуре же заняться нечем, и она превращает ребёнка в аксессуар, который постоянно улучшает и совершенствует, соревнуясь с другими дурами. А из аксессуаров полноценные личности не могут вырасти ни при каких обстоятельствах. В-третьих же, и в последних, дурака нельзя брать себе в работники. И не важно, кем он у тебя будет – самым верным ли твоим заместителем, или просто домохозяйкой, садовником, прочей прислугой. Результат будет всегда один и тот же – дурак непременно обставит дело так, что это ты будешь жить в его мире, а не он в твоём. А если речь идёт о домашней прислуге, то дурак непременно станет растить твоих детей, и влиять на них куда больше, чем ты или твоя жена. Потому, что пока ребёнок маленький, ему будет куда понятнее и интереснее дурак, чем любые твои умные мысли, а когда он повзрослеет, то будет уже поздно что-то менять.
