В повседневной жизни сельского человека без духа-покровителя никак нельзя. Вот и идут к такой кумирне: и стар, и млад, каждый со своими заботами, выкладывают просьбы, а то и просто выражают почтение – втыкают сандаловые, исходящие дымком палочки в небольшую бронзовую курильницу, жгут жертвенные деньги и челобитные, оставляют перед крашеной деревянной фигуркой нехитрые подношения. Будучи по делам службы недалеко от Баотоу, одного из ордусских центров сталеварения, Баг видел у кумирни тамошнего тудишэня стройные ряды крошечных бутылочек эрготоу – в одну шестую шэна объемом; местные жители верили, что пост тудишэня занял после смерти первопроходец баотоуского железознатства Данба Гупгаджалцан – или Лао Гун, как любовно называли его земляки, — при жизни славившийся пристрастием к этому горячительному напитку.
А забот у сельских жителей множество: от просьбы походатайствовать перед местным драконом о ниспослании дождя на исстрадавшиеся посевы – до моления о вспомоществовании в судьбе матушки, которая в последнее время стала часто хворать. Тудишэнь всех выслушает и поможет в меру сил и возможностей, ибо для того и поставлен: печься о покое и процветании земли и живущих на ней.
Вот и сейчас перед невысокой кумирней стояла на коленях укутанная в платок ветхая бабушка – причудливо изогнутая, выточенная из цельного сука дерева клюка ее покоилась рядом – и размеренно кланялась, прижимая ко лбу челобитную. Затем опустила бумагу в курильницу, и веселый огонь начал споро пожирать ее. Бабушка нашарила клюку, с трудом поднялась и медленно отправилась восвояси.
— Приехали, драгоценный преждерожденный! — заглянул в купе служитель куайчэ, высокий молодец в форменном халате и укороченной шапке со значком: золотой, стремительно несущийся паровоз на синем фоне. — Приехали! Кемь!
— Да-да… — Баг проводил взглядом ковыляющую прочь бабушку за окном и вернулся к действительности. Три часа дороги от Александрии до Кеми Баг попытался скоротать сном. Но спал он плохо: даже во сне перед ним настойчивым хороводом крутились всевозможные «Лисьи чары» вперемешку с заплаканной Стасей, неизвестной – но так похожей на принцессу Чжу! — девушкой на набережной и по-прежнему загадочной «рыжинкой». Встав с тяжелой головой и неспокойным сердцем, Баг невнимательно проделал тайцзицюань – укороченный комплекс для путешествующих в малых замкнутых пространствах – и до самой станции отрешенно таращился в окно, почти не замечая по-северному неброских пейзажей, непрерывной чередой сменяющих друг друга.
Купив у ближайшего лоточника пяток ароматических палочек, Баг неторопливо приблизился к кумирне тудишэня, опустился перед ней на колени, возжег курения и доложил о своем прибытии. Хоть вера в тудишэней и пришла в северные земли из Цветущей Средины, однако ж прижилась вполне сообразно, никаким исконным верованиям отнюдь не мешая; теперь не только бабки-знахарки, но и любой местный житель имел возможность обратиться в небесную канцелярию, скажем, с жалобицею на сверх меры расшалившегося домового или овинника, забывшего свои прямые обязанности. Селяне тудишэней почитали.
Внутри кемский вокзал оказался такой же аккуратненький, как и снаружи. Посреди – ровные ряды простых деревянных лавок для ожидающих, лавки большею частию пустовали, а на одной, подложив под голову дорожный заплечный мешок, прикорнул какой-то преждерожденный дедок в стареньком бушлате и светящихся на коленях портах; три билетные кассы справа да буфет с чаем и ватрушками слева.
В толпе прочих прибывших Баг прошел вокзал насквозь и оказался на небольшой площади, от которой супротив вокзала брала начало широкая улица и – по бокам – два переулочка поменьше. Площадь опоясывал неширокий газон с аккуратно подстриженной травой. Одинаковые двухэтажные домики с серыми черепичными крышами радовали глаз хозяйственной ухоженностью.
Рядом со зданием вокзала торчал врытый в землю, потемневший от времени и непогоды деревянный столб, к которому были приколочены доски-указатели.
«Причал», — гласила самая большая, направленная в сторону широкой улицы.
«То, что надо», — удовлетворенно кивнул Баг, поправил на плече сумку с «Керуленом» и сигарами и двинулся через площадь – вослед своим более опытным попутчикам.
Город Кемь, вытянувшийся вдоль берега одноименной, впадающей в Кемскую губу реки, оказался совсем небольшим, и вскоре Баг уже стоял на гранитной набережной, с интересом оглядывая обширный морской вокзал, а также крытые резные мостки-галереи на вмурованных в дно стальных сваях, в трех местах причудливыми изгибами бежавшие с одного берега на другой. Сваи были воистину огромные; оно и понятно – в холода им надо было противостоять могучему натиску льда. Узкие и длинные мостки с резными перилами – два человека только-только разойдутся – соединяли между собой помещения более обширные, издали напоминавшие классические ханьские беседки: квадратные настилы шагов пять на пять, все на тех же сваях, под высокими крышами с загнутыми краями. В беседках виднелся народ; кое-где торчали длинные удилища.
«Красота! — подумал Баг. — Удобно для самосозерцания и любования луной. Почти как в степи».
Из расписания движения водометных сампанов, вывешенного на одной из стен морского вокзала, следовало, что до отправления ближайшего в сторону Соловков остается часа два – сампан прибудет с Большого Заяцкого, приехавшие его покинут и тогда, забрав желающих, он повернет в обратный путь. Баг решил провести время с пользой и направился в расположенную неподалеку от вокзала харчевню «Пустынник Онуфрий», широкое приземистое здание с просторными окнами, украшенными расписными наличниками.
В харчевне, где посетителей оказалось немного, он устроился за ближайшим к стойке небольшим столом и спросил у подбежавшего прислужника жареной рыбы с картошкой; служитель расплылся в улыбке и стремительно унесся на кухню.
В ожидании Баг закурил сигару.
— От… А знае кто, как у нашего Алешки о прошлом годе вышло… — донеслось до него. Баг оглянулся. Рядом, за столом побольше, степенно расположились пятеро бородатых мужчин – трое в синих, кое-где заплатанных ватниках и двое в поношенных халатах на вате; все как на подбор основательные, почти квадратные, они неторопливо уминали все ту же жареную рыбу, ломали заскорузлыми, грубыми пальцами хлеб и запивали трапезу чем-то из высоких глиняных кружек. Сразу было видно: почтенные селяне, не понаслышке знающие, как растет гаолян и откуда берется молоко. — Он мне сам сказывал, без омману!.. — вытирая лопатообразной ладонью жирные губы, говорил один.
