А тут что?
«…навел свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую…»
Баг в раздражении захлопнул книжицу.
Чушь какая. Злобная, карикатурная чушь. Клевета, словом. Причем заведомая и нелепая, бессмысленная. Ведь всему свету ведомо, как дело было.
Курам на смех, сказала бы Стася.
Незаметно подошедший Судья Ди задел хвостом ногу Бага и скрылся под скамейкой.
Баг снова открыл книгу, уже не с целью читать — такое чтение не доставляло удовольствия — а на бумагу и на почерк посмотреть.
Писано стилизованно, под древность. С ятями и ерами. Переписчик, кстати, и сам не очень-то по-древнему разбирал: тут и тут подтертости заметны, ошибся, наверное, бритвочкой соскабливал, а потом писал сызнова, поверх. Да еще циферки на полях карандашные, плохо различимые — от одного до шести, нет, вот еще семерки попадаются, куда реже прочего; так ему, переписчику, копировать оригинал было, наверное, удобнее. Что-то похожее делают средней руки копиисты живописных полотен — из числа тех, кто пропитание зарабатывает размножением шедевров признанных мастеров — для украшения жилищ. Они тоже так: сначала делят с помощью линейки и карандаша печатную хорошую копию на ровные квадратики, а уж потом квадратик за квадратиком тщательно перерисовывают. Похоже получается, ан жизни-то и нет.
Странная книжица, нехорошая.
И вот интересно: что у Гласного Собора бояр, убежденцев стойких, может быть общего с этой жалкой подделкой?
Очень подозрительно.
Тут рядом с Багом на скамейку кто-то сел.
Баг инстинктивно захлопнул книгу и сунул ее за пазуху, затем поднял глаза и увидел Юллиуса Тальберга.
Тальберг — в сером халате, приталенном не без претензии на то, что варвары называют элегантностью, — сидел рядом с ним и смотрел с отсутствующим видом перед собой, на молодые сосенки, дерзко торчащие у двух камней в некотором отдалении от линии, где заканчивалась набережная и начинался лес. В руках у него была белая бутылочка с надписью «Кумыс обезжиренный».
И молчал.
Баг машинально нащупал в левом рукаве метательный нож, покоившийся там надежно, в специальном кармашке, и кашлянул.
Тальберг медленно обратил к нему длинное невозмутимое лицо и… быстро подмигнул. Больным или переутомившимся он, на взгляд Бага, совершенно не выглядел. Сколько он видел Тальберга, тот всегда был меланхоличен, молчалив и бледен. Похоже, родился переутомленным.
— Добрый день, преждерожденный Тальберг, — сухо сказал Баг. — Рад вас видеть.
В ответ Тальберг отсалютовал Багу своей бутылочкой и поставил ее на скамейку между ними.
— Как ваше драгоценное здоровье? — поинтересовался Баг, все еще не зная, как себя вести с этим странным гокэ. — Драгоценный князь Люлю сообщил мне, что вы идете на поправку…
Тальберг показал Багу большой палец. Так и есть, говорили его невзрачные глаза.
«Немой он, что ли?» — подумал Баг, а вслух сказал:
— Местные погоды, должно быть, удивительно способствуют хорошему самочувствию. Да и пьете вы, я вижу, вещи для здоровья полезные. — Баг указал на бутылочку с кумысом.
— Ага, — проскрежетал Тальберг, взглянул на кумыс, и на лице его отразилось отвращение. Потом бросил быстрый взгляд по сторонам и достал из-за пазухи знакомую Багу еще по парому «Святой Евлампий» металлическую фляжку, отвинтил колпачок и, задрав кадык, сделал приличный глоток. Протянул Багу, подбодрив его энергичным жестом.
Баг принял сосуд, поднес к лицу, понюхал… Непередаваемый аромат «Бруно» наполнил ноздри.
— Нет, спасибо, преждерожденный… — Баг вернул фляжку недоумевающему Юллиусу. Тот принял ее, пожал плечами, завинтил и убрал на место.
— Однако… — начал было Баг, но тут Тальберг молниеносным движением поднес палец к губам, схватил свой кумыс и отвернулся: вот сидят два человека, один из них — пациент «Тысячи лет здоровья», случайно сидят рядом, даже смотрят в разные стороны.
— Что вы?.. — Выдавил еле слышно углом рта Баг. — Вам нехорошо? — И увидел острый и длинный палец Юллиуса, как бы невзначай указывающий на высокого и плечистого юношу в ослепительно белом халате, который проходил мимо, глядя по сторонам равнодушным, даже скучающим взглядом.
Нарочито равнодушным.
Ибо когда Баг глянул на него, плечистый быстро отвел взгляд, слишком быстро, подозрительно быстро.
И стал неторопливо удаляться. А у ближайшего спуска к воде остановился, облокотился на гранитное ограждение и стал смотреть на яркие от солнца далекие паруса.
Баг вопросительно взглянул на Тальберга, но тот упорно глядел в сторону, крутя бутылку с кумысом в пальцах.
Вот, подумал Баг, это уже что-то.
Хотя — что?
Что мы, собственно, знаем про этих гокэ? Да, они симпатичные люди, но Богдан прав: у них могут быть какие-то потайные цели. Надо было бы дать повеление проследить за ними. Поговорить бы с ними толком…
Баг вздохнул.
Сидящий рядом любитель «Бруно», мельком покосившись на Бага, чуть заметно и очень серьезно кивнул.
Что все это значит?
В какие игры тут играют?
Ладно, хватит рассиживаться. Что я, на лавке сидеть сюда приволокся, когда и без того дел невпроворот? Сейчас первым делом нужно…
В рукаве пискнул телефон.
— Да.
— Здесь старший вэйбин Яков Чжан. — Голос заместителя есаула Крюка звучал несколько растерянно. — Приношу свои глубокие извинения, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо, но… — Он запнулся. — В Срединный участок только что по вашему повелению прибыли научники, говорят — для углубленного обследования состояния задержанного вами вчера ночью и содержащегося здесь у нас человеконарушителя.
— Все правильно. И что?
— Но, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо, вы же сами повелели преждерожденному есаулу Крюку препроводить указанного человеконарушителя, буде он окажется в состоянии передвигаться, для проверки некоторых обстоятельств этого дела. Как же мне быть с научниками? Отослать их обратно или пусть ждут, когда преждерожденный есаул Крюк с человеконарушителем вернутся?
У Бага упало сердце.
— Я? А… Куда еч Крюк его… сопроводил?
— Не могу знать, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо! В бумаге об этом ничего не сказано!
— В бумаге?
— Так точно! В вашем письменном повелении.
Срединный участок,
22-й день восьмого месяца, вторница,
день
Возможно, следовало бы остаться в Москитово и постараться выяснить все же, в какие игры и кто там играет; и почему сказавшийся глубоко усталым от нервного напряжения, вызванного постоянным употреблением «Бруно», Юллиус Тальберг довольно бодро прохаживается мимо елок и вдоль залива, лелея за пазухой заветную фляжку со столь подорвавшим его здоровье напитком… И что странный гокэ имел в виду, указав на молодца в белом халате, и отчего молодец сей вел себя так, будто следил — ну, не следил, а так, приглядывал — за Тальбергом.
