По вечерам колокольный звон возвещал о закрытии ворот некрополя. И тогда массы посетителей начинали стекаться из галерей и сводов подземного царства к проходам, появляясь из подземелья на свет. Луций как-то стоял в такой час у входа и с удивлением наблюдал за потоками людей, тянувшихся от порталов, в темных провалах которых дрожал в лучах заходящего солнца курившийся фимиам. Известно, что при выходе из темноты на свет на людей нападает безудержная веселость, дикая жажда радостей жизни. Кармелиты Пагоса заботились о том, чтобы на кладбищенских дорожках соблюдалось приличие. Их Орден посвятил себя служению усопшим, заботы о которых они несли, приходя сюда из монастыря и скитов отшельников. Они делали все — от грубой физической работы, выполняемой братьями-монахами в склепах и на могилах, до милосердия и отеческого утешения. Жили монахи в пещерах в горе по строгим канонам. Они подливали масла в лампады, служили ночные мессы, читали из Священного писания, поминали поименно всех усопших и совершали ночные обходы.
Чтобы завершить эту мрачную главу, оглянемся еще раз назад: грандиозные катастрофы неотвратимо сблизили человека со смертью. Он познал ее как неизбежность не только своей собственной судьбы, но и великих исторических коллизий; разум охватил канувшие в века цивилизации во всей полифонии их звучания, изучив историю их гибели, создал из них единый гармоничный оркестр. Сильнейшим подспорьем стала для него археология, которая невольно обращается к могилам и заставляет человеческий разум воспринимать поверхностный слой земли как крышку необъятного и таинственного саркофага. Человек проник в древние пирамиды, склепы и усыпальницы монархов, первобытные пещеры с настенными росписями, канувшие в вечность города и дворцы. И опять же невольно обнаружил для себя огромные трофеи именно там, где раньше процветал культ смерти.
Ищи, да обрящешь; находка — плод ностальгии, ее полярная противоположность в своей материальности. Все, что было награблено в могилах, осело в музеях. Музеи росли, как грибы, подменяя собой церкви, да и сами церкви тоже превращались в музеи. Отжившая свой век материя скапливалась там, хранилась или выставлялась для обозрения в раках и под стеклом, напоминая собой реликвии средневековья, хотя дух времени придал всему черты рационального. Когда же последовали первые мощные удары разрушительной силы, огромные города заняли центральное место в пантеоне погибших. Могила Неизвестного солдата, мавзолеи великих вождей, перекраивавших в часы испытаний судьбы народов, поля брани, ставшие массовыми могилами, крестные пути на голгофы, ужасы которых мистически выходили наружу, — все это давало мощное излучение. Потом началось великое перемещение беженцев, у многих из которых не осталось ничего своего, кроме воспоминаний о могилах. На этом отдыхали их мысли, отходила боль. Так поездки к памятным местам стали всеобщей нормой, они превратились в паломничество. Церкви взяли на себя заботу о почитании погибших, они стали могучим источником культовой власти.
Такова была обстановка, когда в ущельях Пагоса возникло государство мертвых. Оно явилось мрачным противовесом городской жизни с ее устремленными в будущее целями. Здесь обосновалась резиденция сил, которые не участвовали в движении вперед. Риск прогресса заключается, собственно, в том, что он отрицает смерть. Это бросает вызов Создателю, и Тот опять восстанавливает меру, философы и поэты считают, что человек выиграл, с тех пор как был низвергнут с высоты. Без сомнения, это не только укрепило его в вере, но и способствовало развитию искусств, которые всегда скорее произрастают на почве мистерий, чем научных знаний. Именно поэтому произведения искусства — главные свидетели силы духа.
* * *
Позади Мальпассо ущелье сужалось до каньона. Горный ручей пенился в теснине по каменистому грунту, доверху поросшему мхом. На моховых подушках жирели папоротники и вольготно росла жирянка. Здесь пришлось вести коней очень медленно по скользким бревенчатым мосткам, перекинутым с одного края теснины на другой.
Вдруг взору открылась котловина, окруженная скалами, внизу бурлила вода, напоминая огромный сталеплавильный котел с расплавленным металлом. Дух камня чувствовался в этом месте особо, властно заявлял о себе, представал миру голым — прямые отшлифованные скалы как опоры гигантской ледниковой мельницы и дно, выстланное мелким речным песком и обкатанной галькой.
Здесь древние охотники задолго до Нимврода облюбовали себе местечко. В гротах и по сей день можно было обнаружить следы костров, оружие из кремня и кости вымерших животных, а также настенные рисунки с изображением магического жертвоприношения и древней охоты. В таком уединенном месте жил Горный советник. Жилище его было выдолблено в юлсной стене котла и уходило в гору несколькими галереями, служившими сказочному гному кабинетами для его коллекций минералов.
Видимая часть жилья этого пещерного человека всегда напоминала Луцию пряничный домик ведьмы из сказки: стены покрыты аммонитами,[36] ракушками, домиками улиток, «громовыми стрелами»[37] и другими редкостными находками, создававшими иллюзию древности и обветшалости каменных пород. Когда, как сейчас, их освещало солнце, оно заставляло играть разноликую ржавчину минералов, лиловый бархат друз и мирно дремлющие кристаллы. Как раскаленный уголь пылает невиданными человеком тысячами солнц, так оживали здесь скрытые от глаз толщей земли сказочные богатства навсегда ушедших от нас веков. Не покидало предчувствие, что стоишь перед одной из величайших кладовых и вход в нее не через портал пышно украшенного фасада, а через инкрустированные дверцы волшебного ларца, в котором живет гном. Горный советник распоряжался Золотой казной, держал постоянную связь с золотыми приисками по ту сторону Гесперид и имел полную осведомленность о космических кладовых, что было доступно только немногим. В качестве консервативного противника энергиона на протяжении битв и споров за валюту и во время проведения крупных трансакций он всегда был на стороне золота, оставаясь, однако, в этой роли невидимкой. «Золото и смерть, — говорил он, — две силы, не нуждающиеся в пропаганде». Что же касалось его работы в Новой академии, то она носила строго математический характер — он числился там первым кристаллографом. Это автоматически влекло за собой то, что он, как никто другой, разбирался в теории излучения. Кроме того, он лучше всех знал Пагос и все его недра, тайны которых расшифровал с помощью Фортунио и держал их в своих руках. И это тоже давало ему власть.
