пленника напрячься, — умирать ты будешь долго, — пояснил свою мысль Ро, — так что у тебя будет куча времени, чтобы мысленно проститься со своей аватарочкой.
Вся эта сцена своей пафосностью так сильно напоминала бездарную пьесу, что Вран инстинктивно засомневался в искренности сценариста. Ну не мог насквозь прагматичный ратава-корги настольно слететь с катушек от неразделённых чувств, чтобы замучить до смерти своего соотечественника, которого совсем недавно называл другом. Скорей всего, это был просто очередной заход на вербовку строптивого клиента. Как далеко мог зайти Ро в своём стремлении к достоверности, Вран решил не проверять. Не каждая творческая личность способна держаться в рамках приличий, когда на кону стоят уязвлённая гордость и амбиции.
— Ладно, убедил, — он тяжко вздохнул, изображая, что сдача была для него сложным решением, — я готов работать на твою контору. Всё, мир?
— Я знал, что ты попытаешься выкупить свою жизнь, — Ро участливо покивал, как бы раздумывая над поступившим предложением, отчего у его пленника по спине побежали мурашки, так как он ожидал совершенно другой реакции. — Признаюсь, соблазн очень велик, не каждый день выпадает возможность вернуть в наши ряды последнего из Ставрати. Я долго колебался между славой и удовольствием, но в конце концов выбрал удовольствие, так что не обессудь.
— Поверить не могу, — пробормотал Вран. — Тебе правда это доставит удовольствие?
— Дай подумать, — Ро нахмурился, изображая глубокую задумчивость, — пожалуй…, да, — решительно заключил он. — Кстати, можешь сделать мне личное одолжение, сталкер? — обратился он к ошарашенному пленнику. — Пожалуйста, ори погромче, когда я буду тебя убивать, тогда кайф будет вообще запредельный.
До Врана наконец дошло, что, несмотря на шутливый тон, ратава-корги был абсолютно серьёзен. Он слишком долго планировал свою месть, чтобы сейчас передумать, так что вынесенный этим самопальным прокурором приговор не отменить. Намеченной им жертве придётся умереть в любом случае, и смерть эта не будет ни быстрой, ни лёгкой. Впрочем, сейчас Врана заботило вовсе не то, каким образом ему придётся покинуть мир Игры, а то, как бы смягчить удар для Эвы. И тут имелся единственный вариант — рассказать ей всю правду о себе и пообещать вернуться.
— Я не стану молить о пощаде, — решительно заявил приговорённый. — Если ты именно этого дожидаешься, то зря теряешь время. Однако одна последняя просьба у меня всё же есть. Позволь мне проститься с Эвой.
— О, не волнуйся, — Ро радостно заулыбался, словно только этого и ждал, — вы никогда с ней не расстанетесь, я об этом позабочусь.
— Что ты задумал? — в глазах Врана впервый с начала этой садисткой беседы заметалась паника.
— Ты навсегда останешься со своей любимой ведьмочкой, — пафосно заявил Ро, — ну может быть, не целиком. Поверь, мой подарок ей понравится, а тебе уже будет всё равно, так что все останутся довольны.
— Чёртов маньяк, — Вран скрипнул зубами. — Ну и какую часть меня ты собираешься преподнести ей в подарок? Дай угадаю, наверное, сердце.
— А ты догадлив, — прокомментировал его слова ратава-корги, — даже странно, что трансформация в аватара не превратила твои мозги в кашу. Да, я собственными руками вырежу сердце предателя из его груди, — зло прошипел он, вдруг сбрасывая маску снисходительного добродушия, — вот только есть опасение, что нож сломается об этот обломок камня.
— Прошу тебя, не делай этого, — взмолился Вран, в один миг растеряв всё своё самообладание, — эту боль Эва не вынесет. Это же я заставил тебя страдать, Ро, вот и отыгрывайся на мне, а её не за что карать.
— Просишь? — взгляд ратава-корги так и сочился ядом. — Я тоже тебя просил, помнишь? Вспоминай об этом почаще, пока будешь корчиться от боли, — он поднялся из кресла, как бы завершая аудиенцию, но перед дверью снова обернулся к пленнику. — Извини, что приходится ждать, мне нужно подготовить декорации к последнему акту нашей драмы. Но ты ведь не против того, чтобы пожить в этой локации ещё пару часов?
Дверь захлопнулась за спиной мстительного ратава-корги, оставляя Врана в полном душевном раздрае. Нет, предстоящая экзекуция его не особо волновала, сталкеру и не через такое приходилось проходить в своих спасательных миссиях, его душа болела за судьбу Эвы. Мысль о том, что она получит в подарок сердце любимого мужчины, вырезанное из его груди безжалостным палачом, была настолько неприемлемой, что ум аэра просто отказывался поверить в подобную перспективу. Какие бы негативные чувства ни испытывал ратава-корги к бывшему другу, но он должен был понять, что осуществление его живодёрского плана станет для Эвы настоящим концом света. Этот кошмар неизбежно сломает её жизнь, и образ кровоточащего сердца будет преследовать несчастную женщину до самой смерти, а в худшем случае ещё и в следующих воплощениях.
Наверное, Врану даже повезло, что палач предоставил своей жертве два часа форы. Этого времени ему как раз хватило, чтобы убедить себя в том, что угроза Ро была просто элементом психической обработки, и тот не станет доводить свой план до конца. Увы, жизнь показала, что надежда Врана на великодушие палача была несостоятельной, и всё же она позволила смертнику взять свои нервы под контроль и успокоиться, так что во время казни его лицо оставалось бесстрастным как у мраморной статуи, а с губ не сорвался даже тихий стон. Наверное, не будь сознание Ро всецело поглощено жаждой мести, он бы сумел сообразить, что физическая боль была для его жертвы спасением от боли душевной. В каком-то смысле Врану даже повезло, что палач выбрал столь варварский способ убийства, иначе тревога за любимую женщину просто свела бы его с ума. А так все его силы уходили на сохранение самоконтроля и ни на что другое их уже не оставалось.
Скрываться от Германа было глупо, и Василиса даже не пыталась притворяться, что её поведение несёт в себе хотя бы намёк на рациональность. Да, она отлично осознавала всю абсурдность обвинений в его адрес, подкреплённых лишь голосом, который она услышала во сне, и тем не менее побороть своё инстинктивное отвращение к ничего не подозревавшему любовнику она оказалась не в силах. При этом никакого страха перед этим таинственным пришельцем Василиса вовсе не испытывала, напротив, после его саморазоблачения все странности последних дней как бы сами собой разложились по полочкам в её голове и обрели заслуживающее доверия объяснение. Теперь она больше не сомневалась, что Герман влез в её жизнь не случайно. Было очень похоже на то, что поначалу ратава-корги собирался сделать из своей любовницы подопытную мышь для своих экспериментов, но отчего-то позже передумал.
Причиной его решения могло быть всё,
