«Ничего, купишь новый», – одернул себя Завалов, обнуляя настройки.
Он поймал жадно потянувшуюся руку.
– Мне нужно изучить эту твою коробочку. И еще нужно человек пять, таких как ты, не старше. На полдня, поговорить и провести один небольшой тест.
– Антон Константинович не спешит, он может подождать, – довольно оскалилась Хала, примеряя обновку.
«Мартышка и очки».
На выходе, в скопище аборигенов, женщин и детей, Завалова и Халу обдало горячим паром и вонью застарелого пота из узких дверец тонированного модуля.
– Помоечная, обязательные водные процедуры после регистрации, – с гордостью пояснила проводница. – Пройдем через главный. Это быстрее. В обход еще четыре модуля.
Они вывалились на улицу, прямо в дурно пахнущую толпу. Хала прокладывала себе дорогу с упорством ледокола, визжа и орудуя локтями. За ней тащился Завалов, вздрагивая от пинков и отпихивая руки, хватающие за одежду и рюкзак.
– Лагерь переполнен, эвакуация на базу происходит медленно, – орала Хала, возомнившая своим долгом пояснять все, что происходит вокруг. – Люди сидят четыре дня, злятся.
Столпотворение поредело, спекшаяся земляная корка под ногами сменилась занесенным пылью асфальтом. Завалов с опаской рассмотрел нависшие над самой головой останки домов.
– Куда мы? Здесь безопасно?
– Бомбардировка была неделю назад, фронт ушел. Ты хотел таких, как я? Они обследуют дома, ищут спрятавшихся.
Хала тряхнула головой, будто хотела прогнать навязчивое видение. Вздрогнула и, погасшие было, над головой заполыхали ярко-алые значки. Завалов отвернулся.
– Слушай, может хоть попытаешься объяснить, кто тут кого бомбит? Я просматривал ленту новостей на базе, но не понял ровным счетом нифига. Сколько вообще сторон в этом конфликте, и когда они…
Хала дернула Завалова за плечо.
– Что случи… – начал он, но конец слова утонул в громовом рёве.
Над лагерем включилась сирена. Раскатистый вой ударил в барабанные перепонки, прокатился по мертвым кварталам, взмыл в белое небо. И оттуда, с высоты, ему откликнулась яркая вспышка. Завалов прикрыл глаза, глядя на огненную дорожку, но Хала схватила его за шиворот и поволокла куда-то.
– Беги! – орала она.
Завалов хотел спросить, что происходит, но неожиданно понял все сам. Вырвался из рук Халы, с ужасом уставился на главный купол лагеря, переливающийся начищенными стеклами под огнями приближающегося светила.
А в следующее мгновение купол брызнул в стороны тысячами ослепительных осколков. Они разлетались мучительно медленно, переворачиваясь и сияя рыжим. Завалов, словно парализованный, смотрел, как блестящий вихрь растет, подобно раскрывающейся в небе вспышке салюта. Расширяющаяся траектория, плавное скольжение, ритмичный блеск. Все это напоминало ему нечто виденное недавно, простое и невинное, ощущение, знакомое с детства…
Что-то с силой ударило его в лицо. Хала закричала.
* * *
Расширяющаяся траектория, плавное скольжение, ритмичный блеск. Радужные стеклышки, подвешенные на невидимую леску, кружились в танце, бросая на стены комнаты радужные блики.
– Ничего себе!
Вадим улыбнулся застывшей в дверях Алисе.
Модульная игрушка завершила цикл, стекляшки застыли в ожидании команды. Алиса прошла в центр комнаты. Хлопнула в ладоши, и над головой вновь поднялся пестрый ветер. Вадим заметил, что двигается сестра все медленнее, да и стоит с трудом. Прикрытый подолом светлого платья живот казался огромным. Врачи говорили, будет тройня. Счастливый папаша от таких новостей чуть в обморок не упал.
– Красиво как! Но ты рано с этим. Неужели, забыл? Еще два месяца. Мы и мебель покупать будем позже.
Вадим пожал плечами. Но Алиса знала его всю жизнь, и тон ее голоса не предвещал ничего хорошего:
– Что это значит? Тебя не будет, да? Опять удумал что-нибудь? – на щеках Алисы проступили красные пятна. – Неужели, поедешь?!
– Тут такое дело, мне придется, – принялся объяснять Вадим. – Хотел бы, но срок подачи заявок на КиберЭкспо уже подходит. Без отчета о полевом применении нам нечего показывать. Если сейчас протянуть время, то релиз придется отложить на следующий год!
– Ну и отложите!
– Ты что, не понимаешь? Думаешь, мы одни работаем над подобным проектом? Через год я могу оказаться двадцатым в очереди и никому нафиг не нужным. Нужно ехать сейчас. Всего восемь недель, и я дома.
Алиса пошатнулась и со злой гримасой оттолкнула кинувшегося на помощь брата.
– Ты что, больной? Там война! Почему здесь нельзя найти людей? Почему нужно ехать под падающие на голову бомбы! А родителям сказал уже? Мама знает?!
– Здесь уже по-другому. Мы приглашали добровольцев, но только время зря потеряли. Эти люди, кто вырвался из среды, приехал на обучение, уже прошли определенный курс. Подстроились задолго до подключения к программе. Это напрасная трата огромных ресурсов. Программу нужно попытаться наложить на чистое сознание…
Алиса не слушала. Всхлипывала, стирая слезы рукавом.
– Тебе плевать на нас, – сказала она. – Работа важнее, это я давно поняла. Но ты только сделай одолжение. Мне, маме с папой. Вернись оттуда, слышишь, Вадим?
* * *
Удушливый запах пыли и гари, крики, треск. Перед глазами вертится лихорадочный хоровод. Небо, земля, люди. Белое, черное, ярко-красные брызги.
Они бежали куда-то в орущей толпе. Завалов слабо помнил, как чуть не упал, наткнувшись на затоптанное тело. Он видел десятки таких. Некоторые были еще живы. Хала неслась впереди, отпихивая с дороги визжащих от ужаса людей. Рюкзак молотил по спине. Завалов хотел его бросить, но не мог. Краем сознания он еще держался за мысль: внутри нечто важное.
В подъезде, затаившись с десятком растерянных беглецов, Завалов перевел дух и обнаружил, что лицо вымазано в крови. Болели зубы, расколовшиеся от удара. А потом на улице послышались шаги и терзающий больную голову плач смолк.
Хала зажала рот, и Завалов увидел, что она дрожит.
– Что такое?
– М-молч-чи. Тихо. Н-ни звука.
Не сговариваясь, они поползли к провалу в стене, ведущему в пустую квартиру. Завалов двигался на четвереньках, шипя ругательства и морщась, когда осколки впивались в ладони. Позади слышались шорохи – люди расползались по углам. В дыру юркнул тощий мальчишка в лохмотьях. Завалов провалился следом. Хала плюхнулась последней, откатилась в тень. Хрустнул сломанный ободок голоигрушки. Обстановка в квартире была старая. Мебель застала, наверное, еще первый Союз. Слой мусора на полу.
С улицы грубо окликнули, из подъезда ответили плачем и причитаниями. Грохнула автоматная очередь, за ней – еще одна. Крики, эхом заскакавшие по лестничным пролетам, оборвались. В хлипкой стене осталось два ряда отверстий, один над другим. Завалов лежал, зажмурившись и уткнувшись лбом в бетонное крошево.
