– Куда пойдёте? – испугалась Синявская. Оставаться снова одной было выше её сил. Пусть он несёт несусветную чушь, пусть провоцирует и поучает, но пусть рядом будет живое существо. – Ночь на дворе!
– Ничего, – мужчина улыбнулся. – Я с природой живу в мире. Как видите, мне не страшны ни ваши болезни, ни, тем более, одна из ипостасей природы – ночь. Поверьте мне, если б люди вашей цивилизации услышали то, что я сказал, им тоже нечего было бы бояться. – Представитель генофонда поднялся и направился к двери. У самого порога он неожиданно обернулся. – Ах, да! Я забыл, что вам может понадобиться одна способность, которую вы сами развить в себе не сумеете. Я даю её вам лишь потому, что тотальная гибель человечества приведёт к страшным последствиям в сферах, которые гораздо выше всех нас вместе взятых. Впрочем, уже говорил об этом.
Не произведя ровным счётом никаких манипуляций, человек вышел. Анна от отчаяния сжала кулаки и метнула ему вслед горячую стрелу проклятия. В ту же секунду над притолокой хрустнула толстая деревянная балка. Тяжёлыми пластами стала отходить штукатурка. Стена, отделявшая коридор от комнаты, покрылась глубокими морщинами разбегающихся трещин, на несколько секунд превратилась в подобие дышащей и вибрирующей карты дорог и, наконец, с оглушительным грохотом обрушилась на пол, обдав Синявскую тучами белёсой пыли.
– С перепланировкой вас, – донёсся из коридора насмешливый голос. – Я же предупреждал, что психическая энергия самая мощная из всех существующих на Земле. Учитесь её контролировать.
Анна опустилась на заваленный строительным мусором пол и по-детски откровенно, открыв и кривя рот, заплакала.
Утром Синявская обнаружила себя свернувшуюся клубком всё на той же груде обломков. Видимо, утомившись от шквала запредельных известий, и вчерашней ажитации, она не заметила, как уснула. Анна села, тряхнула головой. В памяти всплыли события ночи. Может быть, психика всё-таки не выдержала и дала сбой в виде более чем реалистичной галлюцинации? Как у помянутого вчера Антона Павловича в «Чёрном монахе» – приходит некий субъект и принимается вести душеспасительные беседы. И ведь проникаешься! Вступаешь в спор с собственным сознанием. Откуда контраргументы берутся! Но у чеховского персонажа в качестве неопровержимых доказательств не фигурировала разрушенная стена. Следовательно, появившийся перед героем рассказа инок являл собой откровенный симптом. А у неё вот, извольте полюбоваться – куча приведённых в негодность стройматериалов. То есть, осязательное и визуальное подтверждение того, что ночной гость всё же был и чем-то её таки наделил. Из чего следует – она не чокнутая.
С другой стороны, некоторые больные с нездоровой психикой обладают поистине нечеловеческой силой. Синявская за время обучения в медицинском институте бывала на практических занятиях в психиатрических диспансерах и видела, как трое огромных санитаров не могли урезонить впавшего в буйство больного субтильного телосложения. Так что расстройство вполне может сопровождаться гиперактивностью. Но не рушить же стены! Анна с опаской посмотрела на свои руки. Ни ссадин, ни царапин на них не обнаружила. На этом основании она всё же сделала вывод, что стена была демонтирована именно тем диковинным способом, о котором она вспоминала с боязливым недоверием. А это значит, её многострадальный мозг выдаёт реальную информацию. Причинно-следственная связь между фактом (отсутствие ссадин) и выводом (она не сумасшедшая) была сомнительна, зато немного порадовала.
Синявская встала и направилась к мангалу, который служил ей в отсутствие газа и электричества плитой. Вскипятить воды, побаловать себя остатками чая и тогда уже думать, что предпринимать дальше.
Почерневшая от соприкосновения с открытым огнём алюминиевая кастрюля была водружена на решётку и ждала своей каждодневной экзекуции – тройного кипячения воды. Синявская чиркнула спичкой и тут ей в голову пришла задиристая мысль – если энергия, о которой говорил вчерашний гость, столь универсальна, что может заменить все виды энергий, используемых человеком, то должна она и ускорить движение молекул воды. Попросту говоря, нагреть жидкость. Анна уселась напротив мангала и, опустив глаза, попыталась сосредоточиться. Тоже мне, хоть бы объяснил, как это делается. Не имея вразумительных инструкций по данному вопросу, Синявская припомнила всё, что знала о гипнозе. Почему-то в памяти всплыло лицо психотерапевта Кашпировского. Эта личность всегда вызывала у Синявской противоречивые чувства – с одной стороны, конечно, откровенная вседержавная «лапша», с другой – умеют же люди пристроиться. Отогнав незваный образ Анатолия Михайловича, Анна взметнула взгляд на кастрюлю. Тема: психическая энергия; эксперимент первый – стена; эксперимент второй – кипяче… Столб упругого, тугого пара ударил вверх, словно был выпущен из мощного орудия. Похоже, все пять литров воды, предназначенные для хозяйственных нужд, перешли в газообразное состояние в долю секунды. Анна вскочила и испуганно воззрилась на быстро краснеющую посудину. Краснота подсвечивалась изнутри белым, и скоро вся поверхность кастрюли сияла раскалённым фосфорицирующим жаром. Ещё несколько секунд, и стенки посуды начали подтаивать, терять твёрдые очертания, стройная геометрия форм поплыла. Металл потёк по решётке, закапал на пол увесистыми каплями. Вскипятила! Синявская выругалась и пошла искать другой сосуд для решения своих бытовых проблем. На сегодня хватит экспериментов.
После наглядного подтверждения правдивости слов архетипа о дарованных ей возможностях, Анна задумалась и о других обстоятельствах, упомянутых им. Эпидемия расползлась на сотни километров. Это пострашнее пары разрушенных стен и целого магазина расплавленных кастрюлек. В эту часть пророчества верить не хотелось. Однако, как учёный естествоиспытатель, Синявская обязана лично убедиться в отсутствии события. Это можно сделать только одним путём – отправиться в направлении военных постов и собственными глазами оценить, так ли уж поредели ряды оцеплений.
Вооружившись на всякий случай запаянным пакетом со стерильной одеждой, компактным микроскопом и респиратором (смрад на улице достиг своего апогея), Анна вышла из клуба.
Идиллический пейзаж южнорусских полей не радовал. Говорящее безлюдье. Кое-где Синявская натыкалась взором на тёмные силуэты тяжёлой военной техники, брошенной на съедение дождям и палящему солнцу. Сначала Анна опасливо останавливалась метрах в двадцати от машин и принималась истошно вопить, привлекая внимание тех, кто мог находиться внутри. Если в кабине есть живые люди с автоматами, она должна предупредить их, что она не потерявшая от отчаяния голову беглянка, сеющая заразу, а совсем наоборот – здоровый и разумный учёный, вероятно, несущий людям надежду на избавление от страшного недуга. БТРы и «Уралы» отвечали угрюмым молчанием. Так, не встретив ни малейшего сопротивления, Анна прошагала несколько километров. Забираться в колосящиеся заросли полей, чтобы узнать, почему там и сям на золотом фоне чернеют выжженные прорехи, ей тоже не хотелось. Стойкий сладковатый запах красноречиво говорил, что она там обнаружит. Последние сомнения отпали, когда Синявская вошла в расположенную километрах в десяти от Прохоровского деревеньку. Отдельные домишки, торчащие на общем пепелище, омертвевшая техника, гигантские, жирные мухи.
