***
Прошло несколько дней, и злость на Андрея улеглась и затерлась. А время для Лии побежало неожиданно быстро. Может быть, из-за того что с возрастом время ускоряется, а в последующий год она взрослела и набиралась жизненного опыта намного быстрее, чем раньше.
Если бы пару лет назад ей сказали, что она будет встречаться с женатым, немолодым, незатейливо прагматичным нефтяником, она бы не просто не поверила, она бы возмутилась и сочла это за оскорбление. Могла бы даже залепить пощечину. Да и сейчас, пожалуй, влепила бы.
Но когда это случилось в действительности, она не почувствовала, что сделала что-то неправильное. Лежа рядом с Костромой, она прислушалась к себе, и с удивлением обнаружила, что внутри все абсолютно спокойно. А поскольку Лия, как все люди, считающие себя большими интуитами, привыкла ориентироваться на свой внутренний голос и слушаться только его, то она подумала: «ну и прекрасно» и решила не утруждать себя самокопанием. На самом деле это спокойствие было поверхностным. Под его толщей что-то навязчиво скреблось и ворошилось, какой-то вопрос, оставленный без ответа. И Лия невольно стала укреплять стену, отделяющую ее сознание от этого далекого и глухого, как эхо, вопроса. В конце концов, дело было не в деньгах, думала она, а в возможности самореализации. А это совершенно разные вещи. Что же делать, если мир устроен так, что реализовать свои творческие способности можно только если тебе по чистой случайности повезет после терракта вывести через черный ход здания олигарха? Годами сидеть над похожими друг на друга коттеджными поселками эконом-класса? И потом чем интрижка с нефтяником хуже, чем курортный роман с каким-нибудь отчаянным серфингистом? Только тем, что второй гол как сокол и ничего не может предложить своей любовнице? Или лучше так, как у нее было с этим психопатом Андреем – вроде бы все по любви, а, в конце концов, оказалось, что от нее кроме нескольких бумажек с чертежами ну и еще попутного приятного времяпрепровождения ничего и не нужно? А потом все равно об ее романе с Костромой кроме лучшей подруги никто не знал. Во всяком случае, Лия так думала.
***
…Мы были знакомы уже пару недель или что-то около того, когда я понял, что врать о моей аспирантуре больше невозможно. Вообще-то надо было рассказать ей обо всем сразу, уже при второй встрече, но мне, почему-то, ужасно не хотелось, что-то постоянно удерживало меня от правды.
И вот мы идем по улице, по желтеющей сентябрьской улице, залитой солнцем, и я говорю: «Софья, я на самом деле никакой не аспирант и никакую диссертацию по корпоративным культурам я не пишу». «А я давно догадалась, что тут что-то не чисто», – отвечает мне она. Я обрадовался – она даже ни капельки не надулась на то, что я две недели ей врал. И уже совершенно спокойно я начинаю пересказывать ей свою историю. Мол, по-настоящему я следователь и всё-такое. И вот тут она неожиданно мрачнеет. Я начинаю извиняться, говорю, что я дурак, что сразу ей всё не рассказал, но ведь я раскаявшийся дурак, а, значит, не безнадежный. Но Софья, кажется, уже и не слушает меня, она заявляет вдруг, что ей срочно нужно ехать домой и несется, практически бежит к метро. Я, ничего не понимая, семеню за ней, на ходу продолжая извиняться, плести какую-то чушь, осыпать её вопросами и снова извиняться. И вдруг перед лестницей в подземный переход она поворачивается и резко и зло бросает: «Хватит меня преследовать – я никаких законов не нарушаю! Не ходи за мной!». И сбегает вниз по лестнице, а я остаюсь наверху, оглушенный, потерянный, ничего не понимающий, словно реальность вдруг надломилась и пошла по какой-то параллельной ветке. Стою и смотрю ей вслед: как быстро мелькают её ноги в серых туфлях, как развиваются полы легкого, не застегнутого пальто. А потом механически разворачиваюсь и иду дальше – непонятно куда и зачем…
***
Незадолго до очередного дня архитектора Лия Галаган получила самую престижную и денежную отраслевую российскую награду – премию имени Алексея Гутнова – за проект здания Управления спецпрограмм президента.
В клуб-кафе «Архитектор», где традиционно отмечали профессиональный праздник, Лия приехала с опозданием. С тех пор, как она познакомилась здесь с Андреем, прошло ровно два года. Институтские приятели собрались все те же, и пиво пили всё такое же, и разговоры были всё о том же – только о детях и семьях чуть больше – но Лия больше не чувствовала себя в их компании как в своей тарелке. Может, бывшие сокурсники теперь смотрели на нее как-то иначе, а может, в ней самой что-то изменилось. Возможно, незаметно для себя самой она стала вести себя более высокомерно и чванно. Но главная причина охлаждения была в том, что она больше не могла разговаривать со своими приятелями откровенно. Ведь не станешь им рассказывать, почему на самом деле тебе дали национальную премию, которая вообще-то по уставу присуждается за разработку проектов по реализации Генерального плана Москвы, «внесших значительный вклад в решение градостроительных проблем столицы»… И Лия не могла больше быть сама собой, она надевала маску, тесную и не очень удобную, но зато помогающую ей темнить и отстраняться, а бывшие сокурсники, пристально за ней следящие, принимали ее странное поведение за симптомы тяжелой звездной болезни. А потом они может рационально и не понимали, но подсознательно чувствовали, что разговаривают не с настоящей Лией, а с плотной непроницаемой маской, с экзоскелетом, сквозь который не могла прорваться живая, естественная реакция. И эта холодность и искусственность отпугивала и отталкивала их.
Домой Лия ушла рано и потом еще долго монотонно как маятник скользила над водой на подвесных качелях и пила вино. Неожиданно ее сердце сгребла в охапку тоска. Это та, прежняя, изначальная, настоящая Лия всколыхнулась в Лие новой, робко взбунтовалась, изнутри стуча кулочками по раковине. Лию жгло острое желание почувствовать что-то потерянное, уже невозможное, ушедшее даже не в прошлое, а в какую-то другую альтернативную реальность. Ей вспоминалась та необыкновенная светлая легкость, с которой она вернулась со Дня архитектора два года назад. Предчувствие счастья. Ощущение, что впереди, совсем близко, только руку протяни – ее ждут какие-то важные события, открытия и достижения. И вот достижения действительно появились, а счастье так же как светлая легкость, приятная, даже когда она с грустным оттенком – улетучились. Она невольно перенеслась в тот день, когда впервые ждала Андрея в гости, снова услышала его голос, вспомнила взгляд и прикосновения. Но глупо думать об этом – ведь все это было обманом, пусть прекрасным, но обманом. К трем часам ночи она уже порядком опьянела, и пришла к финальному выводу, что это Андрей во всем виноват. Он ее влюбил в себя, а потом бросил совершенно одну. А она всего лишь слабая девушка.
