– Спасибо. – Направление жгло ладонь – напрасно Кевин мне доверяет.
– Релм говорил, ты и в Программе показала себя замечательно, и сейчас я это вижу. – Он помолчал. – Знаешь, я ведь был у тебя дома в тот день. Вдвоем с другим хендлером мы привезли тебя в стационар. Ты была… очень больна, – негромко добавил он. – Я рад видеть тебя здоровой. Я за тебя искренне болел.
Я почувствовала, как от лица отхлынула кровь.
– Это был ты? – только и произнесла я. Боже мой, так меня забирали из дома?
Кевин кивнул и положил руку мне на плечо.
– Да. Когда Релм сказал, что тебя выписывают, я удивился. Никогда бы не подумал, что ты окажешься хорошим кандидатом, но теперь сам это вижу. Ты очень умна.
– Кандидатом на что?
Кевин показал на дверь кабинета, будто напоминая, что мне к врачу. Открывая ее для меня, он улыбнулся:
– Я скоро организую тебе встречу с Релмом. Надеюсь, к вашему взаимному удовольствию.
– Рада буду с ним повидаться.
– Я попробую что-нибудь сделать.
Кевин ушел. Стоя посреди приемной, я думала только о том, что Кевин видел меня такой, какой я себя не помню. По его словам, я была очень больна. Представить себе такого не могу.
– Что вы хотели? – спросила секретарша, пристально глядя на меня.
Я посмотрела на нее, оглянулась через плечо, проверяя, ушел ли Кевин, и сказала с улыбкой:
– Здравствуйте. Мистер Беллис просил чистой бумаги.
Сунув стопку бумаги к себе в шкаф, я быстро шла по пустому коридору. Сердце колотилось от страха, что меня поймают, но я чувствовала себя живой, будто вырвалась не на пятьдесят минут и не с урока. Я направилась ко второму выходу в надежде выйти на парковку за школой.
На крыльце я вспомнила про футбольное поле и чертыхнулась. Матчей давно не проводят, хотя все равно регулярно подстригают траву. Ночью лил сильный дождь, и на поле красовались огромные лужи, но это единственный способ выйти к дальней парковке, иначе придется обходить школу, рискуя, что меня увидят из канцелярии. Вздохнув, я направилась к футбольному полю.
Прогретый солнцем воздух пах свежестью, и мне вспомнились времена, когда мы с Брэйди выезжали на природу. Если лил дождь, мы сидели в палатке, играя в карты и лакомясь бастурмой, и все равно было весело. Мы не привыкли скучать.
Оставляя следы кроссовок во влажной земле, я чувствовала, как сильно скучаю по Брэйди. Воспоминания о нем обрывались на счастливых временах: полное счастье – и вдруг брата нет, вместо него странная тишина. Как я справлялась с горем, потеряв Брэйди? Мать говорила, трагедия тяжело отразилась на мне, но все же хотелось бы знать, как я держалась. Или это смерть брата надломила мою психику?
– Слоун!
Вздрогнув, я резко обернулась, едва не растянувшись в грязи: меня догонял Джеймс с раскрасневшимися от бега щеками. Подсвеченные солнцем, его волосы казались золотыми. Меня просто выводило из себя, какой он красавец.
– Ты что, неприятностей мне хочешь? – спросила я, когда он, запыхавшись, остановился передо мной, и огляделась, не видел ли меня кто.
– Именно неприятностей, – улыбнулся он.
Я покрутила головой и пошла дальше через футбольное поле, хотя кроссовки и засасывало в глину.
– Черт бы все побрал, – сказала я, прыгая с одного травянистого пятачка на другой.
– Тоже прогуливаешь? – спросил Джеймс.
– Как видишь. Только я не пытаюсь привлечь всеобщее внимание, крича чье-нибудь имя на все поле.
– Сердишься за мою мини-истерику в машине?
Я резко остановилась, и Джеймс наткнулся на меня сзади, едва не отправив ласточкой в грязь. Я схватилась за его рубашку, он меня за руку, и мы едва не упали оба. Нам удалось удержаться на ногах, правда, он наступил на ногу мне, а я ему. Я испугалась, что нас увидят, – ему нельзя подходить ко мне так близко… и смотреть на меня, как сейчас.
– Мне пора, – сказала я, резко отступив. Джеймс поскользнулся в грязи и шлепнулся в грязь спиной вперед. – Ох, извини! – зажала я рот ладонью.
Но вместо того чтобы вскочить и начать отряхиваться, Джеймс истерически захохотал.
– Ты нарочно! Тебе конец. – Он попытался схватить меня, но поскользнулся коленом и растянулся уже на животе, вывалявшись с головы до ног. – О боже. – Он перекатился на спину и с хлюпаньем раскинул руки. Я невольно засмеялась. – Надо мной смеешься? – спросил он, глядя в небо.
– Да, – тут же ответила я. – Только над тобой.
Он поднял голову – ухо было в грязи – и схватил меня за ногу.
– Ах так?
– Даже не смей!
Он схватился за край джинсов и шутливо подергал штанину.
– Любишь в грязи валяться?
– Я тебя излуплю до бесчувствия! – Кое-где одежда уже была испачкана, и я испугалась, что он действительно повалит меня в грязь. – И, не задумываясь, дам тебе по яйцам.
Он засмеялся и снова потянул, отчего я споткнулась, но удержалась на ногах. Мир вокруг пах мокрой землей и жизнью. Я пыталась, не потеряв равновесия.
– Джеймс, – спокойно сказала я. – Отпусти, или я закричу.
– Как, ты хочешь, чтобы меня отправили обратно в Программу?
Я осеклась. Нет, теперь я точно не закричу. Пнув его по руке, дернула штанину назад, но поскользнулась и села в грязь.
Джеймс выругался и быстро метнулся, пытаясь меня поймать, но не успел. Сидя в холодной грязевой каше, я пыталась отдышаться.
– Слоун! – Джеймс опустился рядом на колени с обеспокоенным видом. – Я же не собирался тебя валить!
Я посмотрела ему в лицо. Пальцы сами нашли комок грязи. Джеймс действительно разволновался. Вот дурак. Яростным хуком справа я влепила ему пригоршню грязи в правую щеку, застав врасплох. Джеймс свалился на бок, а я принялась хватать комки грязи и травы и швырять в него градом.
Он засмеялся – в зубах виднелись крупицы земли, приподнялся и, рванув вперед, повалил меня на спину.
– Чокнутая, – сказал он. – И наверняка голодная. – Он держал меня, не давая подняться. Грязь забивала уши, и я плохо слышала его угрозы.
Джеймс набрал огромную пригоршню грязи – его лицо было сплошь перемазано, голубые глаза довольно комично смотрелись на грязевой маске – и занес сложенные ковшиком руки над моим лицом. На щеки закапала грязная вода.
– Тебе придется все это съесть, – пообещал он.
– Не надо, – взмолилась я, изнемогая от смеха и стараясь отвернуться, чтобы он не набил мне рот грязью.
Джеймс взял меня за обе руки и прижал к траве над моей головой, после чего уселся верхом и с наслаждением размазал грязь мне по шее.
– Бр-р-р! – театрально ужаснулся он. – Как это, должно быть, неприятно! – И отправил хорошую порцию грязи мне за блузку.
