Падение прекратилось внезапно. Пальцы коснулись мокрой гальки, голубоватой, похожей на птичьи яйца. Он прищурился от яркого солнца, бившего прямо в глаза, а затем земля содрогнулась от близкого удара, и в ушах грянул гром.
Несколько минут Леонард смотрел на то, что было воротами в мир Хэл для непрошеных гостей.
— Умно, — произнес он, и это оказались его первые слова с тех пор, как ему дали это задание. — Очень умно. Интересно, это Мэтт тебя надоумил или ты сама решила?
Две массивные плоские скалы, вершины которых терялись в облаках, медленно расходились, наполняя тусклый, сумеречный мир противным скрежетом, словно кто-то жерновами перемалывал камни, а затем остановились — и устремились навстречу друг другу со все возрастающей скоростью.
На этот раз Леонард был готов к удару, но все равно чуть не оглох, когда до него дошла звуковая волна.
Это был единственный путь в мир Хэл. И оказаться там можно, только минуя Симплегады.
Леонард решил не спешить, подобрался поближе, спрятавшись в вылезающих из земли древесных корнях. Следовало все хорошенько рассчитать, если, конечно, он не желает быть расплющенным в лепешку и выброшенным из этого с таким трудом найденного места.
Он не желал. А потому наблюдал и считал, пытаясь понять систему движения скал. Иногда они разъезжались на довольно далекое расстояние и смыкались медленно. Иногда приоткрывались лишь на длину кошки и снова схлопывались с ужасным грохотом, разбрасывая во все стороны жалящие каменные осколки, точно пушка, выплевывающая картечь на поле боя.
Леонард видел, что находится на той стороне — яркое-яркое голубое пятно неба. Разительный контраст с сумеречными тучами на этой стороне.
Он услышал хлопанье крыльев и вжался в сырую, холодную землю. Затем осторожно высунул нос из-под корня, глядя на огромную антрацитовую птицу со страшным клювом.
Ворон, сидевший на высохшей ветке, был здесь таким же чужеродным элементом, как и он сам. Эта тварь не должна тут находиться. Она была странной, и в ней чувствовалась явная угроза. Леонард не собирался показываться ей на глаза — один удар клювом, и можно запросто распрощаться с мыслью проникнуть в мир Хэл.
Леонард лежал тихо, едва дыша, оцепенев, точно мертвый, и ворон не замечал его, наблюдая за движущими скалами. Судя по всему, птица, как и Леонард, хотела проникнуть к девушке, и крысу очень интересовало, кто это и какие цели он преследует.
Внезапно ворон сорвался с места, ударил крыльями так сильно, что взметнул лежащие на голубой гальке редкие сухие листья. Он не успел, скалы захлопнулись прямо перед ним, и птице пришлось заложить крутой вираж, чтобы не врезаться в преграду. Разочарованный хриплый крик разлетелся по туманной местности и затих где-то в облаках.
Леонард больше не мешкал. Бросился вперед прежде, чем ворон вернулся, и юркнул в узкую щель расходящихся скал, штопором ввернувшись в нее.
Его лапки мелькали точно бешеные, путь был неблизким, голубой кусочек неба далеким, и он прилагал все усилия, чтобы достичь цели.
Земля дрожала, со всех сторон уши, точно нож, резал надсадный скрежет. Крыса преодолела четверть пути, когда с бега перешла на длинные прыжки. Она неслась с отчаянной решимостью, глядя только вперед и не обращая внимания на то, что расходящиеся, отполированные до зеркального блеска стены замедляются лишь для того, чтобы начать все ускоряющие движение в обратную сторону.
Он бежал, сбивая пальцы в кровь, каждым волоском своего тела чувствуя тонны камня, нависающие над ним, готовые раздавить, стереть в порошок, не оставить и мокрого места. Сердце крысы колотилось точно бешеное, качая кровь, заставляя мышцы сокращаться и не сдаваться, даже если часть мозга, не занятая задачей движения, понимала, что он не успевает. Совсем немного, но не успевает.
Скалы сдвинулись настолько, что между ними остался зазор шириной не больше человеческой ладони, и тогда Леонард увидел это. Лазейку. Маленькую выемку в камне, расположенную ниже уровня тропы. Он юркнул туда, словно серая торпеда, сжался, втянув хвост в последнее мгновение, а затем ослеп от грохота, когда две поверхности врезались друг в друга прямо у него над головой.
Но приходить в себя было некогда. Симплегады вновь начали движение.
Леонард преодолел оставшуюся часть пути, буквально вывалившись на яркое солнце и оказавшись в высокой, сочной траве.
Он не расслаблялся, понимая, что сознание дэймоса, пускай юного и совсем неопытного, может приготовить еще ряд неожиданных сюрпризов.
А то, что она неопытна и только-только начала работать со снами, было видно невооруженным взглядом. Весь ее мир, яркий, солнечный, утопающий в свете, зелени, красках и запахах, был лишь наметкой. Наброском. Эскизом. И весь состоял из штрихов цветных карандашей.
Трава была прорисована отлично, а вот радуга не закончена и обрывалась на половине пути, теряя фиолетовый и зеленый цвет. Справа, у белых гор, схематичные очертания замка, чуть дальше, возле нераскрашенного озера, стоял маленький уютный домик и мельница без крыльев.
Он знал причину этого. Все, кто создавали свои миры в снах, поначалу экспериментировали, выбирали и решали, чего они хотят. Формировали основу, которая потом менялась самостоятельно, подстраиваясь под своего владельца, отвечая на его мысли, желания и поступки. Становясь отражением его сознания и лучшим показателем того, что из себя представляет человек.
Но это придет позже. Гораздо позже. А пока Леонарду в его исследованиях приходилось довольствоваться тем, что есть. И судя по всему, этот дэймос еще не совершил ничего плохого. Скорее наоборот — был невинным.
— Пока невинным, — пробормотал Леонард.
Пятиглав, пославший его наблюдать за девчонкой, оставшейся без учителя, потенциально опасной, способной причинить массу бед, должен быть доволен увиденным им.
Крыса оказалась в персиковом саду. Большинство деревьев все еще были нарисованы карандашами, но среди них стояли и те, что уже обрели свою настоящую форму. И те и другие шелестели листьями. И на тех и на других зрели плоды с тонкой, нежной кожицей, благоухающие ароматом яркого лета.
Он бежал между деревьев, в поисках того, ради чего пришел сюда — самое заветное и тайное место любого дэймоса.
Кладбище.
Здесь оно отсутствовало. Леонард проверил трижды. И даже нашел место, где оно могло бы располагаться — чудесная поляна с ровной, шелковистой травой, не изуродованная ни холмиками, ни могильными плитами. Хэл еще ни разу не совершила того, к чему должна была толкать ее природа.
Теперь Геспер точно перестанет думать о ней. Хотя бы на какое-то время. И займется более важными делами. А Леонард будет наблюдать и дальше. Чтобы, если случится что-то плохое, предупредить всех как можно раньше.
