Но не могу устоять и смотрю на номер самого среднего рабочего, который расположен строго посередине между номерами наилучшего и наихудшего рабочих.
Поднимаю глаза. Это номер Кая.
Мне хочется и смеяться, и плакать. Будто он послал мне сообщение. Никто не умеет это делать лучше, чем он. Никто не обладает его искусством всегда и везде держаться в самой середине. Несколько секунд позволяю себе смотреть на мальчика в синей форме, с темными волосами. Инстинкт подсказывает мне поместить его в группу более эффективных рабочих, к которым, я знаю, он на самом деле принадлежит. Это та группа, которая будет переведена на новую работу. Их могут не оставить в Сити, но, по крайней мере, он не будет здесь похоронен навсегда. Однако, похоже, я не смогу этого сделать. Чем станет моя жизнь без него?
Позволяю себе представить, как спрыгну с этой лестницы, подбегу и прижмусь к Каю посреди всего этого пекла и гвалта. Потом я воображаю нечто еще более прекрасное. Будто я спускаюсь, беру его за руку и веду из этого ада туда, где свет и воздух. Я могла бы это сделать. Если я помещу его в группу более эффективных рабочих, ему больше не придется здесь работать. Его жизнь станет лучше, и это я изменю его жизнь к лучшему. И внезапно это желание — желание помочь ему — становится сильнее эгоистического желания оставить его здесь, поближе к себе.
Потом я думаю о мальчике из истории, которую он дал мне прочесть. О мальчике, который сделал все, чтобы выжить. Что сказал бы инстинкт этого мальчика?
Он захотел бы остаться в низшей группе.
— Почти закончили? — спрашивает меня чиновница. Она ждет на ступенях, на несколько шагов ниже. Я киваю. Она поднимается ко мне, и я переставляю ниже один из номеров, близких к середине. Она не знает, что при этом я смотрю на Кая.
Она стоит около меня, глядя на номер, а потом на спину рабочего внизу.
— Средних рабочих всегда труднее всего сортировать, — говорит она с симпатией в голосе. — Не знаешь, как лучше поступить.
Я киваю, но она еще не договорила.
— Чернорабочие, такие, как эти, редко доживают до восьмидесяти, — говорит она, понизив голос. — Знаете, многие из них имеют статус «Отклонение от нормы». Общество не очень-то заботится о том, чтобы они жили долго. Многие рано умирают. Не кошмарно рано, конечно. Не так, как умирали до нашего Общества или как в Отдаленных провинциях. В шестьдесят-семьдесят лет. Вредные условия работы в Департаменте питания достаточно опасны, несмотря на принимаемые нами меры.
— Но... — Ужас на моем лице не удивляет ее, и я понимаю, что ее слова — тоже часть теста. Выдать новый, неизвестный вам фактор, зная, что работа уже практически вами сделана. Странно. Что здесь происходит? Почему так высоки ставки для теста на сортировку?
Происходит нечто большее, чем я, и большее, чем и Кай.
— Естественно, эта информация конфиденциальна, — предупреждает она и смотрит на свой датапод. — У вас есть две минуты.
Я должна сконцентрироваться, но мой мозг занят выстраиванием новых вопросов и поиском ответов на них.
Почему рабочие рано умирают?
Почему дедушка не мог угостить нас ничем со своей тарелки во время Прощального банкета?
Почему так много людей со статусом «Отклонение» работают здесь?
Они отравляют еду для стариков.
Теперь все стало ясно. Наше Общество гордится тем, что оно никогда никого не убивает, отменив смертную казнь, но то, что я вижу здесь, и то, что я слышала об Отдаленных провинциях, свидетельствует о том, что они нашли другие способы избавляться от тех, кто им не нужен. Закон выживания. Естественный отбор. С помощью наших богов. А именно — чиновников.
Если уж мне выпала роль бога или ангела, я должна выбрать для Кая лучшую долю. Я не могу допустить, чтобы он умер рано, и не могу допустить, чтобы он провел свою жизнь в этом зале. Должно же найтись для него что-нибудь лучшее. У меня еще осталась вера в наше Общество, чтобы думать так. Я видела много людей, которые живут хорошо, и я хочу только того, чтобы Кай был одним из них. Не важно, буду ли я частью его жизни.
Я помещаю номер Кая в лучшую группу и закрываю датапод с таким видом, будто это решение мне ничего не стоило.
Внутри меня немой крик.
Надеюсь, что сделала правильный выбор.
— Расскажи мне подробнее о своей родине, — прошу я Кая на следующий день на холме, надеясь, что он не услышит отчаяния в моем голосе и не спросит о вчерашнем тесте. Я должна знать больше о нем. Должна знать, правильно ли я поступила. Вчерашняя сортировка все изменила между нами: мы чувствуем, что за нами наблюдают, даже здесь, среди деревьев. Мы и ведем себя по-другому: разговариваем тихо и не обмениваемся долгими взглядами.
— Там много красного и оранжевого. Здесь не часто увидишь эти цвета.
— Это правда, — отвечаю я и стараюсь вспомнить что-нибудь красного цвета. Платья на Банкете; обручения. Огонь в мусоросжигателе. Кровь.
— А почему здесь так много зеленого, коричневого и синего? — спрашивает Кай.
— Может быть, потому, что это цвета растений. А так много наших провинций — сельскохозяйственные, — говорю я. — Ну, знаешь, синий — цвет воды, коричневый — цвет осени и урожая. А зеленый — это цвет весны.
— Люди всегда это говорят, — замечает Кай, — но первый цвет весны — красный. Это истинный цвет возрождения. Начала.
Он прав, понимаю я. Думаю о багряных новорожденных почках и бутонах. О его красных руках вчера в зале промывки и утилизации контейнеров. И о начале новой жизни, которая, я надеюсь, ждет его благодаря мне.
Предупреждение. Предупреждение. На пульте тренажера вспыхивает свет, и по экрану бегут слова. Вы достигли максимальной скорости раньше, чем рекомендовано для данного вида тренировки.
Я ударяю кулаком по номерам и бегу еще быстрее.
Предупреждение. Предупреждение. Вы превысили оптимальную скорость биения вашего сердца.
Обычно, когда я переусердствую на тренажере, я вовремя останавливаюсь. Могу подойти к краю, но никогда не прыгаю. Но если подходить к краю много раз, есть риск, что тебя могут столкнуть или ты свалишься сам.
Может быть, пора прыгнуть? Но я не могу этого сделать, не утащив с собой всех, кого я люблю.
Предупреждение. Предупреждение.
Я бегу слишком быстро. Я слишком устала. Я знаю это. Но все-таки мое падение удивляет меня.
Ноги соскальзывают с ремня, и, прежде чем я сознаю это, я падаю на тренажер, а ремень продолжает вращаться и жжет, жжет, жжет мою кожу. Какой-то момент я лежу в шоке от боли, но потом скатываюсь с тренажера так быстро, как могу. Тренажер продолжает работать, но через секунду он заметит мое отсутствие. Он остановится, и тогда они поймут, что я не могу больше бежать. Но если я снова побегу с той же скоростью, никто не узнает, что случилось. Я смотрю на свою кожу, красную, стертую в кровь движущимся ремнем. Красную. Источник: http://darkromance.ucoz.ru/
