В течение следующих двадцати минут они тихо и мирно сидели друг напротив друга в дальнем углу кабинета, в тени, и уже без посторонних ушей обстоятельно обменивались собранными за день сведениями.
— Ну, дела, — пробормотал потрясенный Богдан, когда Баг закончил. — Крюк… Как он-то под пиявку попал?
— Думаешь, попал?
— А то!
Помолчали.
— Джимба… — проговорил Баг задумчиво. — Вот так Джимба. Слушай, а если ему попробовать позвонить вот запросто… Мол, вы же мне предлагали должность — так я согласен, давайте повстречаемся и обговорим условия. А там встретиться и обговорить… все как следует, а?
— Попробовать не грех. Только подожди. Давай сначала…
— А чего ждать? Ты размышляй, а я тем временем… — Баг уже достал из рукава трубку. Энергия так и бурлила в нем. Столько ударов за этот день было получено Багом, что ему позарез надо было сделать хоть что-то. Богдан лишь покачал головой и долил себе чаю из чайника, укромно стоявшего в просторной войлочной корзинке — чтобы подольше не стыл.
— Ты мне дай «Слово» наконец посмотреть, — напомнил он. Баг свободной ладонью хлопнул себя по лбу. Сунул руку за пазуху, достал загадочное творение и протянул ечу через столик. Потом, сверяясь с визитной карточкой, принялся набирать номер.
Долго не отвечали. Однообразные гудки тянулись, как резиновые. Богдан тем временем принялся заинтересованно посвистывать сквозь зубы, потом, странице на третьей, что-то уже замурлыкал себе под нос, а когда русалочий голос в трубке пропел: «Приемная преждерожденного Лужана Джимбы», высокоученый минфа уже напевал вполголоса. Баг не знал этой песни и не особенно вслушивался: надо было срочно что-то отвечать секретарше.
— Вас беспокоит Багатур Лобо. Прер Джимба разрешил мне звонить в любое время, потому что он ждет моего ответа на его предложение, — напористо, даже несколько нагловато сообщил в трубку Баг. Секретарша выдержала паузу, а потом спросила осторожно:
— Какого рода предложение, драгоценный преждерожденный?
— Должностное, — не задумываясь, ответил Баг.
Секретарша молчала еще дольше. «Холодок бежит к лопатке, — увлеченно тянул на одной ноте Богдан, листая книгу. — Шум на улицах слышней. С добрым утром! Все в порядке с милой Родиной моей…»
— Боюсь, преждерожденный Джимба не сможет с вами говорить, — ответила наконец секретарша. В голосе ее прорезалась безрадостность, тщательно скрытая поначалу. — Я припоминаю, преждерожденный Лобо, драгоценный преждерожденный Джимба позавчера предупреждал меня, что вы можете позвонить. Это относительно должности начальника стражи, не правда ли?
— Сущая правда, — ответил Баг и кивнул, ровно секретарша могла его видеть.
— Боюсь, — уже вполне доверительно сказала секретарша, — что вы опоздали.
— Должность отдана другому? — цепко спросил Баг.
— Нет. Но драгоценный преждерожденный Джимба просил его не звать к телефону ни при каких обстоятельствах. Последние дни он пребывает в некоем удручении. Сейчас он предается медитации и обдумывает, как он сказал поутру, некое решение, самое важное за последние пятнадцать лет. Извините. Я ему передам, что вы звонили, преждерожденный Лобо, как только он освободится. Попробуйте позвонить завтра к вечеру, однако…
— Но прер Джимба… здоров? — чуть замявшись, спросил Баг. Не мог же он бахнуть прямо: «Прер Джимба не спятил?»
— Надеюсь, да.
— Я тоже надеюсь, — сказал Баг и дал отбой.
«В удручении… Поди ж ты! В Зале Созерцания, — вспоминал он, убирая трубку обратно в рукав, — Джимба сказал, что тоже проходил курс лечения в „Тысяче лет“. Отсюда вопрос: или он сказал неправду, заманивая меня в лечебницу, или он тоже опиявлен по самые уши и, следовательно, мы ошибаемся, и он не преступник, а жертва, или… или обработка пиявками осуществляется совсем не в лечебнице. Одно из трех».
Некоторое время он перебирал варианты, прикидывая так и этак…
Нет, все равно не выстраивалось. Ни так, ни этак.
— Это ужас что такое, — сказал Богдан, захлопнув книгу. — И главное, подлость какая, конец-то от настоящего «Слова» взяли. Ровно в издевку, — он опустил глаза на последнюю страницу и прочитал вслух: — «Солнце светится на небе, а Игорь-князь в Русской земле; русские девицы поют славу Игорю на Дунае — вьются голоса их через море до самого Киева. То Игорь едет в Киев по Боричеву подъему к церкви святой Богородицы Пирогощей. Страны рады, грады веселы…» Так и было, после великого-то брачного пира, действительно все страны-участницы радовались — но с чего при тут описанном раскладе ликовать? Свое войско положил, с братским народом поссорился…
— Я тоже не понял, — саркастически скривился Баг.
— На циферки на полях обратил внимание?
— А то!
— Как думаешь, что это?
— Ну… Чтобы удобнее переписывать было… Я думал, ты мне растолкуешь. Ты же минфа.
Богдан пожал плечами.
— И при чем тут этот бред? — то ли сердито, то ли обиженно проговорил он и захлопнул книжку. Протянул ее обратно Багу. — Ничего не понимаю! Три человека в черном за нее полегли, чтобы тебе не досталась… Один боярин ее жег тщательно перед самоубийством — а ведь ему явно невмоготу было, в окошко хотелось жуть как! А вот жег, чтобы не увидел никто этого опуса… Другой — прятал тщательно, сам тоже уж почти в полете… Нет, надо с научниками толковать. Которые по древнерусской литературе доки. Открытие, конечно, историческое — то, что текст «Противу-Слова» наконец станет доступным для них, но… обстановка такая, что даже это меня как-то не радует. Что Джимба? — сменил он тему.
Баг пересказал свой маловразумительный разговор с секретаршей. Богдан покачал головой.
— И тут что-то непонятное…
— Так, — сказал Баг. — Давай сначала.
— Давай.
Время от времени горячась и перебивая друг друга, они принялись строить версии. В каком-то смысле все было ясно — но, к сожалению, лишь до определенного момента. Потом все сыпалось.
Получалось, что имеются два главных преступника: совершенно несомненный Джимба и почти несомненный Сусанин. Однако убедительных улик покамест нет ни на того, ни на другого. Одни подозрения. Сильные подозрения, да. Но — и только. Работать с ними как с явными подозреваемыми невозможно.
Допустим, Джимба дал денег на подкуп американцев, чтобы пиявку вывезли — образец, так сказать, для дальнейшего размножения и использования. И на создание лечебницы денег дал. Борманджин Сусанин, пользуясь старыми связями, вышел на сотрудников секретной американской науки и оплатил хищение и перевозку оной пиявки. Теперь Сусанин там, в лечебнице, должен, по идее, под видом лечения — вернее, попутно с лечением, программировать высокопоставленных ордусян. А Джимба, пользуясь своим весом в обществе, заманивает туда новых. Чтобы те, будучи опиявлены, действовали в его интересах.
