Проснулся я только на следующий день.
В Доме пахло трауром.
Пришла Палка и стала свирепо подтыкать одеяло под мои бока.
– Как его похоронили? – спросил я, улучив момент, когда ее сухая рука коснулась моей ладони.
– Обыкновенно, – сказала она. – Как всех хоронят…
Я представил себе, как шершавый гроб с холодным, твердым, словно из гипса, телом И.А. опускают в глубокую яму, дно которой покрыто ледяной глинистой жижей, и закусил до боли губу.
– На каком кладбище? – спросил я.
– Пока врач не скажет, что ты выздоровел, ничего я тебе больше не скажу! А не то – знаю я тебя! – без штанов убежишь!..
– Не убегу, теть Маш, – как можно миролюбивее заверил ее я. – Честное слово слепоглухонемого!.. Принеси мне, пожалуйста, свежую газету, а?
– Только после того, как позавтракаешь, – сказала вредная Палка. – На пустой желудок газеты вредно читать!..
Я кое-как проглотил очередную порцию неизбежной манной каши и стакан пахнущего лекарствами чая, а потом, дрожа от нетерпения, набросился на специальную газету для слепых с издевательским названием "Взгляд в мир". Мое информационное воздержание было слишком долгим, а посему я изучил вчерашний номер "Взгляда" от заголовка до выходных данных.
В глубине души я ожидал, что, по крайней мере, половина газеты будет посвящена серии страшных и загадочных взрывов, унесших жизнь сотен – а может быть, и тысяч – мирных жителей. Я ожидал, что найду в выпуклых строчках всю информацию, начиная от сухих официальных сообщений и кончая путаными, но эмоциональными рассказами очевидцев, о терроре, в течение последних нескольких месяцев державшем в страхе многомиллионный город…
Ничего подобного я в газете не обнаружил.
Лишь в разделе "Городская хроника" мелким шрифтом было набрано:
"На днях спецподразделением городского управления службы безопасности была проведена операция по обезвреживанию очередного взрывного устройства, обнаруженного в подвале родильного дома № 6. Жертв и пострадавших нет. Ведется следствие".
Я перечитал эту заметку казенного образца три раза и бессильно откинулся на подушку.
Идиот, подумал я. Какой же ты болван, Артем!.. Как ты мог поверить в их россказни?!.. "Массовый террор"… "Миллионы спасенных тобой жизней"… Неужели тебе не пришло в голову, что тебя и в этом обманули?!.. С самого начала от тебя старались скрыть правду, а когда это не удалось, в твою глупую слепоглухонемую башку вдолбили, что ты – чуть ли не национальный герой, совершивший подвиг гигантского размаха, и поэтому смертельный риск, на который тебя посылали, стоил того, чтобы ему подвергаться!.. Все это было призвано сыграть роль куска сахара, который кладут в пасть собаке-саперу, если она каким-то чудом умудрилась пройти по всему минному полю и живой и невредимой вернулась к хозяину!.. На самом же деле ты выполнял будничную, рутинную работу, на которую, не будь тебя, нашли кого-нибудь другого…
И такая горечь переполнила мою душу, что я не сдержался и, словно взбесившийся пес, вцепился зубами в угол подушки.
Именно в тот момент, когда я корчился под одеялом от унижения и бессильной злости, дверь моей комнаты резко распахнулась (в лицо мое туго толкнулась волна воздуха), и кто-то переступил порог. За годы своего аномального мировосприятия я научился почти безошибочно определять по вибрации пола и малейшим возмущениям воздуха действия окружающих – разумеется, если дело происходило в небольшом закрытом помещении. И сейчас я понял, что вошедший в мою комнатку человек стоит у меня в ногах и пристально разглядывает меня. Я буквально ощущал кожей своего лица его обжигающий взгляд.
Я сделал красноречивый жест, приглашая гостя подойти ко мне поближе, но он никак не отреагировал на это. Кто бы это мог быть? Мужчина или женщина? Палка? Едва ли… Кто-нибудь из сестер-хозяек? Или из новеньких воспитанников Дома? А может быть, это посторонний, не знающий дактилоскопии?..
Вопросы вспыхивали и гасли в голове, но утвердительные ответы на них мне почему-то не внушали доверия.
В конце концов, меня посетила странная мысль. Навеяна она была, с одной стороны, тем, что меня в последнее время слишком часто дурачили, а с другой тем, что я, наконец, уловил еле ощутимый запах пришельца.
Скажу честно, сначала я не поверил напрашивавшемуся выводу, а когда поверил – испугался. Ведь, в сущности, я в тот момент – да и вообще – был беспомощен, как грудной ребенок, и при желании со мной можно было бы сделать все, что угодно.
Однако, незнакомец, видимо, не собирался что-либо со мной делать. Он даже не захотел ничего сказать мне – хотя, безусловно, знал язык слепоглухонемых. Насмотревшись на меня всласть, он просто повернулся и вышел из комнаты…
Почему-то в глубине души я не верил в смерть Ивана Александровича. Она казалась мне неестественной, как шаблонный сюжетный выкрутас в скверной бульварной книжонке.
Очень скоро я убедился, что был прав на все сто. Потому что, едва стемнело, И.А. пришел ко мне и сел на край кровати.
Ко мне чудом пришли и слух, и дар речи, и, самое главное, зрение, и я впервые увидел своего наставника и учителя таким, каким он был на самом деле.
С детства я представлял его себе красивым, крепким мужчиной с высоким, открытым лбом – таким, как, например, Пушкин или Лев Толстой, гипсовые бюсты которых я хорошо изучил пальцами. И когда сестры-хозяйки, с которыми я тогда во всем советовался, то шуткой, а то всерьез опровергали мои предположения насчет внешности И.А., я подозревал в этом некий сознательный поклеп на своего наставника и элементарную человеческую ревность.
Теперь же я видел, что И.А. был заурядным пожилым человеком, вовсе не богатырского телосложения, с непропорциональными чертами лица и плешью на затылке. Одет он был в непримечательный дешевый костюмчик из серого сукна, а на рубашке не хватало одной пуговицы.
– Зачем мне врут, что вы умерли, Иван Александрович? – пробуя свой внезапно прорезавшийся голос, спросил я.
– Зачем или почему? – с хитрецой усмехнулся он.
– Какая разница? – возразил я.
– Одна дает, другая дразнится, – ворчливо сказал И.А. – Если ты хочешь стать настоящим ученым, приучи себя к необходимости правильно формулировать вопрос.
– "Ученым", – передразнил я его. – Где уж нам, инвалидам… Мы ведь только мины способны обезвреживать и вообще… делать всякую скучную мелочовку…
– Опять ты за свое, – поморщился он. – Я же тебе сказал, что все позади, и никто за тобой больше не придет.
– Почему вы так в этом уверены?
Он непонятно вздохнул.
– Лучше ответь мне, Артем, почему ты так уверен, что я не дал дуба?
– Палка сказала мне, что вы стали жертвой инфаркта. Якобы ваша дочка пострадала от одного из этих террористических взрывов, и ваше сердце не вынесло этого… Ну, во-первых, насчет Оли она соврала. Потому что ваша Оля своими ногами, целая и невредимая, приходила сегодня ко мне в гости. Я ведь, как вам известно, – собака, Иван Александрович, а чутье ищейку никогда не подводит…
