Спускаюсь по склону. Осторожно-осторожно, больно покалывает сердце, солоно-солоно во рту, так всегда бывает, когда переходишь из года в год. Из родного две тыщи пятнадцатого в две тыщи шестнадцатый, и дальше – семнадцать… восемнадцать…
На двадцать втором останавливаюсь, перевожу дух. Сердце, окаянное… да что окаянное, не создан человек для того, чтобы по временам туда-сюда ходить. Это ещё полбеды, вот когда обратно пойду, вот там будет дело, там и голову сожмёт клещами, и рвать будет…
…откуда знаю?
Как не знать, кто из нас пацанами сюда не бегал… только мы как-то нормально сюда бегали, до туманов, до метелей, подбирали оброненные перчатки, шлемы, гильзы, убегали – со всех ног – если слышали стрельбу…
А теперешние…
– Ди-и-имка-а-а!
…или как его там…
– Ту-у-ута-а-аяя-я-я-я-а-а-а-а!
Где ты тута… Куда тебя чёрт занёс… А что, интересно же вот так спуститься по склону в тёмную бездну, где хлопают выстрелы и грохочут взрывы… посмотреть, что будет там, там, в следующем году, и в последующем, и через год. И ничего, что никому никогда об этом не расскажешь, потому что иначе выдерут тебя дома, как сидорову козу, все равно… знать… что там… там…
– Гри-и-и-шка-а-а!
…или как там его…
– Я-а-а-а!
Иду на крик… чёрт бы драл пацанёнка, далеко убежал… Ладно, знаю, сам вот так бегал, потом просился к временщикам, которые уходили туда, за две тыщи двадцать пятый и дальше, дяденьки, а возьмите, дяденьки, я помогать буду, мал ещё, годиков в двадцать приходи… Дяденьки, да вы не смотрите, что мне десять, я всё умею…
Потом уже, лет в двадцать, мыкался в поисках каких-то работ, кто-то на бирже труда вякал, вот, временщиков не хватает, я фыркал презрительно, я что, дерьмо съел, во времени ковыряться?
Две тыщи тридцатый…
…тридцать первый…
…тридцать третий…
На тридцать четвёртом сердце сжало клещами, подкатили спазмы, хотелось тошниться, не тошнилось, лучше бы вывернуло наизнанку, легче бы было…
Снова обожгло щёку, вот с-сука… падаю в снег, ползу, где ты, Витька, или как тебя там, найду, бошку оторву к хренам собачьим…
Натыкаюсь на кого-то, чёрт, сейчас прихлопнет меня как муху.
– Простите… я… мальчика потерял…
Солдат не отвечает, лежит на мёрзлой земле, сжимает винтовку.
– Разрешите… я… пройду?
Молчит. Что он задумал, м-мать его…
– Я… не ваш… я… из прошлого… не из вашего времени…
Осторожно касаюсь его плеча, солдат скатывается вниз по склону.
Ёкает сердце.
Блин, я и забыл, что здесь убивают…
Тридцать пятый год… вот чёрт занёс пацанёнка…
– Лё-оо-о-шь!
Не отвечает. Может, грохнули его уже там, тогда вообще какого я здесь, заворачивать надо… легко сказать, заворачивать, Плато еле-еле виднеется вдали… вот так и теряют дорогу, вот так и остаются здесь… навсегда… пока не пристрелят…
Ползу. Соскальзываю, теряю равновесие, кувыркаюсь по склону, на какие-то доли секунды теряю сознание. Долго не могу выцарапать себя из обморока, сердце мечется в поисках выхода…
Кто-то прыгает на меня, замурзанный солдат, обросший щетиной, заносит клинок… м-мать моя женщина, русским по белому говорят, не ходите на Склон без оружия, да вообще не ходите на Склон, какого хрена вы там забыли-то?
Наши глаза встречаются…
Чёрт, где я видел это лицо…
Где…
– Не узнаёшь? – он смотрит на меня весело, насмешливо.
– Не…
Ёкает сердце.
Узнаю…
Редкий случай, даже не знаю, к чему он, к счастью, или к беде. Нет, вроде как встреча с самим собой не предвещает ничего хорошего, так все хронологи говорят… хронологи… хренологи…
Расходимся. Сейчас бы поболтать, перекинуться парой слов, что, да как, да ты тут как, да какими судьбами… только нельзя. Так можно и всю историю шиворот-навыворот повернуть…
Расходимся. Бегу дальше, в темноту, натыкаюсь ещё на кого-то, бью – больно, сильно…
– У-у-у, за что?
Обиженный детский голосочек, а, вот ты где, Минька, или как тебя там…
– Дяденька, я из прошлого…
– Ага, знаю… пошли.
– Дяденька, да я…
– Да ты, ты… айда уже… домой…
– Пус-ти-те…
– Ты чё, парень? Во время своё не хочешь?
Смотрит на меня, улыбается, ага, спохватился, наконец, что я из его времени…
Идём назад. Назад идти тяжелее, и не только потому, что по склону. Склон, это ещё полбеды, а вот по времени назад, это да, на каждом рубеже во рту становится солоно-солоно, сердце сжимается клещами, больно-больно, ноги подкашиваются… Тяжело идти против потока времени, из дня завтрашнего в день вчерашний, вроде и не чувствуешь этот поток, только грудь сжимает и кишки наизнанку…
На полдороге всё-таки вывернуло, хорошо вывернуло, прощай, утренний кофе со сливками… Стало как-то легче, хоть мутить перестало, появилась надежда, что дойду-таки до своего времени…
Воздух свистит пулями. Плюются огоньками невидимые в темноте пушки.
Две тыщи тридцатый…
– Стой, малец… передохнуть надо…
– Стра-ашно.
– Сердце остановится, вот будет страшно. Видишь, рубеж десятилетий, отдохнуть надо… ты-то молоденький, у тебя сердечко крепенькое, а у меня уже на ладан дышит…
Идём. Медленно. Осторожно. Переступаем через трупы, ржавые обломки каких-то орудий, на ходу подбираю какой-то хренфон тысяча какого-то поколения, может, работает… Темнота выплёвывает на нас солдата, он замахивается ножом, сам не понимаю, зачем нажимаю на кнопки хренфона, может, подумает, что мы из его времени, из его армии… хренфон плюётся синими лучами, солдат растекается по земле кровавым месивом.
Мальчишка зажимает рот рукой.
– Ты этого не видел.
– Ага, – кивает, забавно таращит глазёнки. В тумане проблёскивает Плато, родное, милое, огромный город, визжание и кваканье сирен, ква-а-а, ква-а-а, гау-гау-гау-фью-фью-фью…
Грохнуло. Где-то там, сзади. Сильно, крепко, швырнуло взрывной волной нас в снег. Оглядываюсь, вижу где-то там, там, там, над туманом, шляпку атомного гриба.
– Во рвануло…. Клёво…
– Пацан, тебе чё, ещё приключений мало?
– А я чё… а я ничё, я, что ли, бомбу эту бросил?
– А может, и ты, кто тебя знает… стал в будущем каким-нибудь диктатором… из-за тебя, может, вся войнушка эта…
Смотрит на меня испуганно, неужели поверил… а нет, заулыбался, понял, что шучу… хоть на том спасибо…
Небо гудит, расправляет крылья, бросает бомбы, земля ощеривается взрывами. Что-то мы сюда в самый разгар войнушки попали, ну как всегда, как посмотришь из своего времени, тишь да гладь, а как зайдёшь за ограждения, начнётся, пиф-паф-ой-ёй-ёй…
Обжигает плечо. Больно. Сильно. Под лопаткой. Там, где сердце.
Во, блин… Земля выскакивает из-под ног, больно бьёт по лицу. Пацанёнок бежит к ограждениям, на Плато, во, гадёныш… а что гадёныш, всё правильно, мамочка с папочкой учили, лежит на улице какой-нибудь, не трогай, не подходи, не помогай, он грязный, он пьяный…
