— Нет, это не «Спящая красавица», — качает головой Ник. — Размерчик не тот. А главное — вряд ли это все из-за какой-то принцессы. Ну, то есть я хотел сказать — из-за одного человека. Тут что-то другое…
— Например? — заинтересовано спрашивает Эн.
— Не знаю.
— Я знаю! — вмешивается Хал. — Это инопланетяшки. Не, а чё? Типичные такие пришельцы, блин. Зеленые, наверно. Скользкие, бр-р-р…
Хал скукоживается, выкачивает глаза и начинает ковылять по заросшей лопухами детской площадке, подвывая и дергаясь на каждом шаге. Ник улыбается, Эн прыскает со смеху.
— Прилетели они, значит, — продолжает свою мысль Хал, размахивая руками, — посмотрели… И собрали всех в мешок, блин!
— В какой еще мешок? — удивленно распахивает глаза Эн, отмахнувшись от надоедливой осы.
— Ну, не в мешок, а в этот… В трюм, блин.
— Сомневаюсь. В Казани населения — больше полутора миллионов. Большой у них должен быть корабль, — качает головой Ник, но, заметив, что Хал готов возразить, снова улыбается и выставляет ладони: — Всё, всё, продолжай.
— А чё продолжать-то? — недовольно бурчит Хал. — Собрали, значит… Трюм… Лаборатории всякие, блин. И айда изучать! Изучали, значит, изучали…
— Блин, — подсказывает ему Эн с ехидной усмешкой.
— Блин, — машинально повторяет Хал и окончательно выходит из себя. — Ржете, да? Травите?
— Ладно, успокойся, — примирительно хлопает его по плечу Ник. — Я согласен, что твоя версия с инопланетянами вполне себе имеет право на жизнь. Только она, как и все остальные, не выдерживает критики.
— Ага, — кривится Хал. — Критика-фигитика, блин. Критиковать — много мозгов не надо.
— Это точно, — легко соглашается Ник. — Чтобы было по-честному, предлагаю свой вариант. Фантастический.
— А инопланетяне — это был реализм, — насмешливо фыркает Эн.
— Погоди, пусть скажет, блин, — одергивает ее Хал и заинтересованно смотрит на Ника.
Тот молчит, задумчиво глядит в небо, потирая небритый подбо shy;родок.
— Ну? — не выдерживает Хал.
— Гну! — теперь уже Ник злится и негодует, что ему не дали додумать. — Сейчас… Вот! Я книгу читал, давно. Американский писатель написал, Филипп Фармер. «Мир реки» называется. Как будто какие-то боги собрали всех людей, которые жили на Земле, ну, в разные времена, оживили их и поселили на некой планете, где есть только одна река.
— А остальное чё, пустыня? — удивляется Хал.
— Нет, просто река так извивается, что везде на планете течет. И вот эти люди начали жить…
— Так мы чё, умерли, что ли, блин? — уточняет на всякий случай Хал. — А теперь нас оживили? Но это же никакая не другая планета, это Казань! Вон проспект Победы, вон Старый аэропорт, вон Азино!
Эн прищелкивает пальцами и выпаливает:
— Точно! Страшный суд! Конец света!
— Фигня, блин! — не соглашается Хал. — Так не бывает.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю! Богов не бывает.
— А инопланетян?
— Так зря, что ли, фильмов про них сколько! — Хал указывает вверх. — Люди врать не будут. Прилетели, забрали всех жителей Казани, изучали много лет, а потом выпустили, блин.
— А почему так много мертвых? — продолжает упорствовать Эн.
Ник останавливается, театральным жестом хлопает себя по лбу.
— Слушайте! А ведь это все — не только в Казани.
— То есть? — Эн смотрит на него так, словно видит в первый раз.
— Если бы пострадала только Казань, сюда бы давным-давно прибыли разные люди: военные, спасатели, строители. Ведь времени-то прошло — много лет, это же видно.
— И чё, — Хал обводит рукой широкий полукруг, — вот так везде, что ли? И в Америке? Вот блин…
— Везде? — Эн мрачнеет. — И в Иркутске, да? А как же наши…
— Стоп! — Ник опять выставляет ладони, словно защищаясь от чего-то. — Давайте не будем об этом. Все равно нам домой не добраться.
— Почему? — упрямо вскидывает голову девушка. — Есть же поезда! Надо завести поезд и поехать.
— Какой там «завести». — Хал подходит к вросшему в землю мик shy;роавтобусу с плохо читаемой надписью «Полиция» на дверце, пинает сморщенное колесо. — Сгнило все, блин.
— Поставить локомотив на ход, может быть, и можно, — нахмурив лоб, говорит Ник. — Но представь — до Иркутска тысячи километров. И везде на путях стоят составы. Не проехать, короче.
Эн продолжает гнуть свою линию:
— Тогда надо лететь. Починить самолет, найти летчика…
— Нам сперва жратву надо найти, — перебивает ее Хал. — А то кони кинем, блин.
— Тебе только бы жрать! — вскидывается Эн. — Кишкун!
— Грести-скрести, можно подумать, ты воздухом питаешься, блин, — ворчит Хал.
— Кстати, о еде, — прерывает вспыхнувшую перепалку Ник. — Вот мы идем в эти Клыки. Чего мы можем там найти? Ну, реально — что? Картошку? Свеклу, огурцы? Ягоды?
— Яблоки, — уверенно отвечает Хал. — Мы пацанами часто туда ходили. Там яблоков полно, блин. Отвечаю.
— Яблок, — мстительно поправляет его Эн.
— Да знаю я, блин!
Ник, не слушая их, говорит:
— Яблоки — это, конечно, хорошо… Эх, нам бы военный склад найти какой-нибудь! Неприкосновенный запас, на случай войны. Там на пятьдесят лет все рассчитано.
— Да ладно, — не верит Эн.
— Я, когда в армии служил, мы на таких складах работали, ящики всякие разгружали. Хал, где в Казани может быть военный склад?
— А куян[7] его знает, — пожимает тот плечами. — Стойте, вон крышу сломанную видите за деревьями? Это уже Большие Клыки. Почти пришли.
Они останавливаются у сильно пострадавшей от пожара многоэтажки. Впереди, насколько хватает глаз, зеленеют сплошные заросли, из которых то там, то сям торчат крыши частных домов.
— Магистральная улица, — поясняет Хал. — Казань кончилась, дальше поселок. Деревня почти. Коттеджи, блин, всякие. И сады.
— Тишина-то какая, — задумчиво произносит Эн, оглядываясь.
— На кладбищах всегда тишина, — цедит Ник, глядя на закопченную многоэтажку.
— Умеешь ты настроение испортить, — вздыхает девушка. — Эксо-эксо, Кэнди.
— Сказал как есть, — пожимает Ник плечами. — Ладно, пошли.
Проезды между домами заросли сиренью и малиной. Пробравшись сквозь эту густо заплетенную паутиной чашу, друзья вскоре оказываются на Садовой улице, пересекающей Большие Клыки с севера на юг. Она тоже заросла, но деревьев и кустов тут меньше, на проезжей части кое-где сохранились проплешины асфальта. Заборы окрестных домов тонут в бурьяне.
— Яблоня! — восклицает глазастый Хал. — Вон, зырьте! Айда!
Продравшись через лебеду и чертополох, Ник рвет на себя заплетенную хмелем железную калитку с дочерна проржавевшей табличкой.
