— Война Центра, — вспомнил я. Это была последняя война в истории, после которой Иерархия приняла нынешний вид (один материк — одна страна). Я этой войны не помню, думаю, что и моя бабушка тоже, потому что была она, если мне не изменяет память — лет триста назад.
— Да, — кивнул Гуарекан. — Вы так называете её. После войны люди объединились и принялись отстраивать мир, и нам было приятно это видеть. Мы даже отмели вариант прервать Третью эпоху, что хотели сделать, когда увидели человеческую жестокость. А потом…
Гуарекан опять стал собираться с духом. Братья бросали на него сочувственные взгляды из отдалённых концов поляны, видимо, догадываясь, о чём он там говорит.
— Они стали притеснять друг друга. Ольто к тому времени было уже восемь, раньше их было больше, но мы поразмыслили и сочли восемь оптимальным количеством. Это были единственные люди, которые ни разу меня не разочаровали. Они верят в нас и теперь, и никогда не станут никого притеснять.
— Может быть, это обусловлено характерами богов?
— Что ты! — распахнул глаза Гуарекан. — Если бы люди были такими же, как мои Братья, мир был бы идеален!
— Вы что, никогда не ссоритесь?
— Нет, — сейчас это было словом бога. — Спорим — да, но мы всегда заодно. Наш союз нерушим. И мы никак не могли понять, почему люди не могут жить так же.
— Ну, их же не пятеро, — попробовал пошутить я.
— Вряд ли проблема в этом. Но я сбился. Туранэ, как высшая и самая сообразительная каста, стали притеснять всех остальных. Разозлённые этим иситы, пользуясь своей силой, надавили на юнэми, а те в свою очередь отыгрались на кауру. Вот почему Рорс всё время такой печальный, он ведь чувствует боль каждого человека…
Я понятливо кивнул. Кауру сейчас очень тяжело, хуже, чем всем, и боль этой касты — не пустой звук.
— Я не знаю, почему так получается, — Гуарекан совсем поник. — Они не любят друг друга. Ведь ни одна каста никогда не считалась выше другой. А потом… это ведь началось ещё до войны… тогда сильнее, чем иную касту, ненавидели только иную касту другого племени.
Бог замолчал. Я начал осознавать, что всё, что он говорит, не так далеко от правды. И как-то он уж очень сильно реагирует на всё, что рассказывает. А искренности в нём, пожалуй, не меньше, чем в моей подруге Исите…
— Ещё до войны нас постигла другая беда, — тихо продолжил седой. — Люди переставали верить. Они просили помощи. Просили защитить, вернуть равноправие… мы старались, как могли! — Гуарекан говорил так, словно я — представитель всего человечества и пришёл с претензией, и ему надо меня в чём-то убедить. — Мы давали ольто советы, мы являлись людям. Но они оказались сильнее. Ведь невозможно просто издать указ «О равноправии» — нужно учитывать пожелания всех. И оказалось, что угодить всем невозможно. Люди слишком жестоки.
— Да уж, — кивнул я. — Проще прервать Третью…
— Мы даже этого сейчас не можем, — с каждым словом Гуарекан становился всё печальней и печальней. — Когда люди перестали верить — не сразу, постепенно — мы не смогли к ним приходить. И сложнее стало выбраться в мир. Чтобы уйти с острова, мы тратили много сил, и оставалось лишь на то, чтобы донести мудрый совет или спасти кого-нибудь… от болезни, например… а через некоторое время мы поняли, что уйти с острова не можем. Лишь ольто в центре мира знают место, где мы можем оказаться раз в неделю по вашему времени. Мы совещаемся с ними и всеми силами пытаемся вытащить Третью эпоху из бездны. Да ещё есть люди с чистой, светлой, искренней верой, к которым мы можем приходить во снах. К тем, кого создали.
— Но ольто всего восемь… — намекнул я. Гуарекан понял сразу.
— Да, я не могу явиться к кауру или юнэми. Сейчас. Раньше, когда путь с острова был открыт, я мог беседовать со всеми, но теперь мне даже немного стыдно перед Братьями, ведь их боль я разделить не могу…
Я опять посмотрел на Рорса. Он делал что-то из глины, но смотрел как будто сквозь свои руки. Выходит, он чувствовал боль моих родителей, моей сестры, моих друзей?..
— Представь, что ты видишь перед собой множество дверей — это люди, которых ты создал, — продолжал Гуарекан. — Но вот дверь закрывается — человек утратил веру. Теперь ты только знаешь, что он есть, но не можешь увидеть мир его глазами. Только чувствуешь боль. А вот закрываются другие двери, почти все… остаётся лишь малая часть открытых… Все — чёрные, и несколько светятся, приглашая тебя в сон. А когда закроются и они, мир вытеснит нас, и вы останетесь без богов навсегда.
— А вера этой горстки людей не может помочь вам выбраться в мир? — спросил я. Я даже как-то подзабыл, что ещё не верю, что они боги, хотя в существовании всевышних всегда был почти убеждён.
— Нет, Лиан, их слишком мало. Мы даже о ситуации в мире знаем только по рассказам ольто, редким снам и этой боли, которая охватывает всю Иерархию… уже столько лет… не знаю, сколько прошло на острове, но у вас мы не были целых триста. И с каждым годом людей, за которых мы держимся, всё меньше и меньше…
— Я никогда не видел богов во сне, — вспомнил я. — Наверное, я не верю в них.
— Если ты Искра, это возможно. Об Искре я знаю очень мало, — Гуарекан странно посмотрел на меня.
— А кто знает?
— Мелизар. Когда мы впервые не смогли выйти с острова, мы испугались. Ведь если ни одного верующего не останется, мы исчезнем. А прерывать эпоху очень тяжело, возможно даже, исчезнуть лучше. Мы впали в отчаяние. Надежду нам подарил Мелизар.
Я заинтересованно скосил глаз на Мелизара, того самого парня с луком, который усыпил меня божественным поцелуем в лоб. Тот открыто глядел на меня. Так-так… похоже, они и правда боги… усыпил! Разве кто-то обычный может подействовать на Лиана хоть как-нибудь? А Мелизар смог.
— Он что-то сделал… сам до сих пор не может объяснить, что… но оторвал от себя частицу и, размахнувшись, запустил её в мир. Сказал, что когда-нибудь она вернётся и вытащит нас отсюда. Но последнее время мы сильно сомневались, что это произойдёт раньше нашей гибели.
— Вы гибнете?! — я всегда считал богов бессмертными.
— Конечно. Я же говорил, нас держит вера. Ведь что такое боги?..
Похоже, Гуарекан готовился предаться философии, но я не обладал такой выдержкой и спешил всё узнать скорей. Как, впрочем, любой человек.
— Ладно-ладно, я понял. То есть, если я смог попасть на остров, я, во-первых, безгранично в вас верю, и, во-вторых, могу оказаться Искрой?
— Да! — Гуарекан одарил меня божественным светом трёхцветных глаз. — Ну что, теперь тебе всё понятно, или хочешь ещё что-то спросить?
— Сейчас нет, — пробормотал я. — Но вопросов у меня уйма. Просто пока не могу определить их, слишком много информации в голове.
