Лев Аскеров - Приговоренные

Но их заметили. У самого выхода перед ними, как из под земли вырос здоровенный детина с узким лбом и жуткими глазами голодного зверя. Низко склонив голову, он доложил, что послал за толмачем и тот будет их сопровождать.

— Он нам не нужен. Мы понимаем друг друга без толмача, — сказал Варвар.

— Как ни странно, — тихо добавила она.

И узколобый исчез, как провалился сквозь землю.

— Ты посмотри, как подобострастен он с тобой, — удивилась Лепеста.

— Что тут удивительного? Я же военоначальник и родственник царю.

— Так то оно так… А он начальник этого мерзкого Аттилы. — Они с ним часто наведывались к нам. В наш дом, где содержались мы, ни в чем неповинные пленницы.

— Часто говоришь? — как бы мимоходом спросил Аттила. — И вели себя безобразно?

— Со мной, во всяком случае, как могли — вежливо, — уклончиво ответила она.

По обе стороны от них, освещая дорогу, шли факельщики.

— Тебя сопровождают, как царя, — заметила она.

— Лепеста, ведь я одержал победу… И сегодня меня чествуют, — напомнил он.

— И ночь, Варвар, в твою честь. Праздничная. Светлая. Нужны ли нам факельщики?

И Аттила властным жестом руки отогнал сопровождающих.

И стало тихо. И очень темно. И только внизу, до самого окаема, горели костры Аттилова воинства. И легкий ветерок доносил надрывную песню тоскующего гунна. И принес еще ветерок запах поспевшей малины. И пахнул еще душистым тмином, и неверной мятой. И от песни той, и от растворенных в воздухе ароматов, и от женщины, светящейся в ночи сладко ныло сердце и хотелось жить. И очень жалко было плачущего гунна. И очень жалко было потеряно блуждающих во тьме людей. Над миром стояло великое чудо.

Над миром стояла жизнь. И шла она сверху. С загадочных небес.

Ночь обнимала планету, как мать свое беспокойное дитя. И лунным золотом, и серебром мерцающих звезд, она покрывала свое дитя поцелуями. И два очарованных чада ее, прижавшись друг к другу, с восторгом смотрели в ее родное, любящее лицо. Аттила будто пробуждался.

— Еще недавно я не хотела жить, — сказал она.

— Еще недавно я понятия не имел, как прекрасна эта жизнь, — сказал он.

— Пойдем ко мне домой, — сказала она.

— Шатер мой ближе, — сказал он.

И потерял Аттила поводья. И нес его конь против ветра. Упругого, теплого, страстного. И азартно кричал он, понукая и шпоря ошалелого скакуна. И сердце рвалось алыми лоскутами полыхнувшего до небес костра. И в разгоряченной ночи несло его к порогу забытого им и затерявшегося в звездах родного очага. И вот он найден, наконец, и, возвращается домой, переполненный восторгом счастья. И найден он человеком, чей облик и имя, стертые в памяти разума, смутными, но узнаваемыми чертами, оставались в памяти сердца. И летели они вместе по необъятным просторам степей. И покатились зеленые миндалины глаз его то ли по золоту колосившихся хлебов, то ли по прядям роскошных волос Лепесты.

И изнемогая и млея стонала степь. И что-то она шептала. И что-то просила. И куда-то звала…

Но слишком могуч был небесный скакун. Он вырвался из-под них, растворившись в малиновых далях космоса. И сбросил он их. И крича, и барахтаясь, и смеясь они падали вниз. Снова на Землю.

Обводя пальцами черные дуги ее бровей, Аттила сказал:

— Я никогда такого не испытывал… Никогда.

— И я была счастлива, — зарделась Лепеста.

Они снова были на Земле. За шатром ржали боевые лошади. Звенели сабли. Слышалась грязная брань. Воняло навозом.

Стояла все та же ночь. И текла все та же жизнь. И ночью она казалась страшней. Лепеста прижалась к Аттиле и, глядя в замутненные дремой и усталостью глаза его, сказала:

— Варвар, я прошу тебя об одном. Не отдавай меня на круг своим товарищам. Не отдавай в руки мерзкого Аттилы.

Он, как ужаленный, сел на тахту и дико посмотрел на Лепесту.

— С чего ты взяла, что я такое сделаю?

— Я слышала, что у вас так поступают с дочерьми побежденных мужчин, — гладя его по широкой спине, говорила она.

— Ах, ты вот о чем?… С тобой, Лепеста, этого не произойдет…

— Милый, ты человек подневольный. Тебя могут заставить… Верни тогда мой кинжал. И я все пойму. Или убей меня сам.

— Убить тебя?! — засмеялся он и, поцеловав ее в полураскрытые губы, добавил:

— Да это, что убивать себя.

Аттила мягко положил голову на ее обнаженную грудь и указательным пальцем стал дергать ее за вытянутую, как у обиженного ребенка, губу. Лепеста неожиданно куснула его за палец. И они засмеялись.

— Ты хотела убить Аттилу? — неожиданно спросил он.

— Да Варвар.

Зарывшись лицом в ее волосы, он сказал:

— Только ради этого я верну тебе кинжал. И, если у тебя не пропадет охота, ты сделаешь это.

И он уснул. Так долго Аттила никогда не спал. Разбудил его назойливый солнечный луч полуденного солнца. Только в полдень, когда солнце стояло в зените, этот луч мог ударить ему по глазам. Блаженно улыбаясь и жмурясь, он потянулся к Лепесте. Сначала осторожно, а затем все беспокойней его руки шарили по ложу. Он открыл глаза и, озираясь вокруг, дико закричал:

— Где Лепеста?!

Вбежал начальник стражи.

— Я здесь, мой повелитель, — прохрипел он.

— Мне плевать на тебя! Где Лепеста?! Где моя женщина?!

Начальник стражи сбивчиво, но толково сообщил, что она ушла. И не так давно. Она столкнулась с ним нос к носу сразу за порогом шатра.

— Хмель ночи кончился, стражник, — сказала она. — Проводи меня к себе.

Он подумал, что это слова царя и, выделив сопровождавших, отправил ее к себе.

— С ее головы не упадет и волосок, — поспешил заверить начальник стражи.

— Вернуть! — тихо, но жестко бросил Аттила.

Тот опрометью кинулся выполнять приказ. Но у самого выхода его остановил новый окрик царя.

— Не надо! Я сам… Распорядись, чтобы у дальнего родника нам накрыли завтрак. На двоих. Никаких музыкантов. Никаких плясунов и шутов… Чтобы ни одна зверушка не мешала нам. Голову смахну…

Наставница Лепесты, завидев царя, бросилась на колени.

— Великий царь! — в голос выкрикнула она.

Тяжелая рука Аттилы с быстротой молнии легла ей на рот.

— Здесь нет царя, — прошептал он. — Ты поняла?!

И подняв на ноги опешившую и ничего не понимавшую женщину спросил:

— С ней все в порядке? Где она?…

— Все в порядке, мой повелитель. Она спит.

Аттила бросил на нее недовольный взгляд.

— Я ж тебе сказал, женщина, здесь нет царя. Здесь нет твоего повелителя. Она не знает, кто я… И никто, кроме меня, ей не скажет об этом.

— Она спит. Пришла грустная. Долго ходила и плакала… И, наконец, уснула.