Тетушка Матильда скрестила на груди руки и возмущенно мотнула головой в знак упрека и несогласия:
— Не лезь не в свое дело, Джордж Браунлоу. Разве Чарли не сын моего единственного брата, разве отец его не скончался, а мать не сбежала с другим мужчиной? Он хороший мальчик, регулярно, смею заметить, приносит в дом свое пособие, а не растрачивает его в ломбардах, как кое-кто, на кого я могла бы указать пальцем.
— Но что он там делает целые дни в одиночестве? — рявкнул дядюшка Джордж. — Возится в этом сарае — стучит, пилит и бормочет что-то себе под нос. По мне, так у него крыша поехала, вот как.
— А тебя никто и не спрашивает, — ответила тетушка Матильда. — Если хочешь знать, он сооружает кое-что для меня, и это будет сюрприз. Нечто связанное с креслами — так думает Дженнифер.
Они могли бы спорить еще долго, если бы кузина Джейн не напомнила, что уже полвосьмого и пора смотреть «Улицу коронации».[9] В середине передачи появился Чарли, скользнул в кресло и застыл, пялясь остекленевшими глазами в мерцающий экран и время от времени вызывая гнев дядюшки Джорджа своим тихим, но раздражающим бормотанием. Внешность его сейчас в точности соответствовала расхожему представлению об облике гениев: длинные спутанные волосы, небритый подбородок, мятая одежда и ногти с траурным ободком, видно скорбящие по поводу утраты тесных взаимоотношений с водой и мылом. Но всклокоченную голову Чарли окружала аура осуществления задуманного, озаряющая лица лишь тех мужчин, которые отыскали крохотную иголку успеха в громадном стоге изнурительных усилий. Неожиданно изображение на телеэкране дрогнуло, и яркая вспышка едва не обезглавила Энни Уолкер. Чарли мгновенно взвился, взвыл: «Гроза!» — и ринулся прочь из комнаты.
Дядюшка Джордж не замедлил прямо высказать свое мнение, которому теперь имелось подтверждение.
— Ну вот, тут уже ничего не поделаешь — он же просто на стену лезет. Совсем забыл о приличиях. Попомните мои слова: в следующий раз он встретит рассвет, стоя на голове.
Тетушка Матильда дождалась, когда утихнет грохот могучего удара грома — загнавшего скулящую кузину Джейн под стол, — и спокойно сказала:
— Если мозги мальчика немного отличаются от мозгов обычных людей, это еще не повод объявлять его сумасшедшим. Говорю вам — однажды Чарли потрясет всех нас.
— Но что такого особенного в грозе? — фыркнул дядюшка Джордж.
— Наверное, он получает удовольствие от мощи природы. Джейн, немедленно вылезай из-под стола. Если в дом попадет молния, там ты будешь не в большей безопасности, чем где-либо еще. Я сейчас сварю всем какао…
Ее прервал очередной раскат грома и громкий крик, родившийся где-то в глубине сада, но приближающийся к дому, усиливаясь с каждым мгновением. Когда же с треском распахнулась задняя дверь, крик обрел неслыханную высоту, а также сходство с неимоверно растянутыми словами.
— Йа-а-а-а-сде-е-е-е-ела-а-а-а-а-лэ-э-э-э-то-о-о-о-о…
В комнату ворвался Чарли. Громыхнул дверью о стену, перевернул некстати преградивший дорогу столик, налетел на буфет, затем выдернул из кресла тетушку Матильду и закружил смятенную старую леди по комнате, продолжая выкрикивать во весь голос:
— Я сделал это! Все готово, все до мелочей! И оно двигается! Двигается…
Тетушке Матильде удалось освободиться из объятий парня и даже подтолкнуть все еще выделывающего ногами кренделя племянника к стулу. Она пригладила волосы, убедилась, что брошка-камея по-прежнему находится там, где положено, и тихо сказала:
— Тебе действительно стоит лучше контролировать себя, дорогой. Но я очень рада, что ты завершил свое дело, каким бы оно ни было. Уверена, ты сотворил полезную штуку.
Но Чарли, очевидно, не слушал, поскольку стиснул трясущимися руками голову и трижды топнул правой ногой по ковру.
— Я и забыл, зачем пришел. Можно… можно мне взять один из шерстяных жилетов прадедушки? Не думаю, что есть опасность, что оно замерзнет, но некоторые стыки нужно спрятать. Не то чтобы оно некрасиво — не в общепринятом смысле, конечно, — но я не слишком ловко управляюсь с иголкой и ниткой.
Тетушка Матильда походила на заблудившуюся в чащобе даму, не уверенную, разумно ли будет продолжать путь.
— В гардеробе, дорогой… наверху…
Чарли вскочил, наткнувшись на кузину Джейн, ошибочно решившую, что сейчас уже можно вылезти из-под стола, и выбежал из комнаты. Громко застучали на лестнице его тяжелые сапоги.
— Кресло, говоришь? — хмыкнул дядюшка Джордж.
— Так я поняла…
— Кресло, которое носит жилет?
— Ну, он сказал, что нужно скрыть стыки. Жилет послужит чем-то вроде обивки, полагаю.
Слышно было, как Чарли сбежал вниз по нескольким ступеням и кубарем скатился по остальным. Грохот перевернутой корзины указал на то, что парень свернул в кухню. Дядюшка Джордж не без труда поднялся.
— Я собираюсь посмотреть, — провозгласил он.
— Но это должен быть сюрприз.
— Так я сделаю сюрприз самому себе.
Две женщины остались глядеть друг на друга, и когда одна пошевелилась, другая вздрогнула. Мраморные часы на каминной полке пробили восемь, зловеще пророкотала в последний раз гроза — и откатилась на запад.
— Можно выключить телевизор? — робко спросила кузина Джейн.
— Да, дорогая. В программе больше нет ничего интересного.
Теперь они услышали медленно приближающиеся шаги, предвосхитившие появление в гостиной дядюшки Джорджа. Он шел странной, деревянной походкой, был очень бледен и рухнул в кресло, не произнеся ни слова. Он сидел, неотрывно глядя на помещенный в рамочку портрет Дирка Богарда[10] (к которому питала пристрастие тетушка Матильда), висящий на противоположной стене. Тишина становилась невыносимо гнетущей.
Нарушить ее первой решилась кузина Джейн:
— Ну, что он сделал?
Дядюшка Джордж, не отрывая взгляда от мистера Богарда, открыл рот — и издал крик. Очень громкий, очень хриплый и очень горестный. После чего комнату вновь оккупировала тишина, на этот раз прерванная тетушкой Матильдой:
— Джордж… Джордж, что-то не так? Ты хватил лишку? Я всегда говорила, виски на пустой желудок никому не приносит пользы.
Это утверждение словно дало некий толчок: дядюшка Джордж встал, степенно подошел к буфету и не скупясь плеснул себе виски; осушил стакан огромным глотком, с обдуманной осторожностью поставил его на полку, повернулся — и закричал снова.
После этого второго, безусловно улучшенного исполнения он вернулся в кресло и продолжил созерцать классические черты мистера Богарда.
— Я ухожу, — объявила кузина Джейн после минуты глубоких раздумий. — Запру все двери, окна и никогда больше не приближусь к этому дому.
