— Отец написал, что тебя схватила инквизиция, это правда?
— Правда, — засмеялся я. — Слуги трибунала даже немного попортили мне шкуру. Но старина Педро меня спас.
Педро соскочил со своего вороного (это получилось у него не в пример изящнее, чем у меня) и тоже обнялся с Луисом.
— Здравствуй, Лучито. Когда ты получил последнее письмо от нашего батюшки?
— Вчера. Но что же мы здесь стоим посреди улицы? Пойдемте скорее во двор, я все вам расскажу.
Когда мы оказались внутри, Луис собственноручно запер ворота на два крепких засова и позвал слугу, чтобы тот принес нам чашу для умывания.
Здесь, в Кадисе, не было мавританских роскошеств, подобных купальням и баням Гранады и Кордобы. Поэтому нам пришлось довольствоваться несколькими пригоршнями холодной воды, которые отнюдь не смыли с наших лиц дорожную пыль, а скорее превратили ее в живописные грязные разводы.
Затем Луис провел нас в темное, пропахшее корицей и сандалом помещение, где уже был накрыт грубо сколоченный деревянный стол. Крайний аскетизм обстановки искупали обильные и аппетитно пахнущие яства: каплуны, зажаренные с травами, исходящая янтарным жиром рыба, теплые и мягкие, как груди булочницы, лепешки, нарезанный большими ломтями хамон и приправленный заморскими пряностями рис. Натюрморт дополняли два больших кувшина с итальянским кьянти — любимым вином нашего отца.
Признаюсь, мы накинулись на все это великолепие с жадностью диких зверей. Во время нашего путешествия — если позволительно называть так восьмидневную бешеную скачку под палящим солнцем — мы питались в основном черствыми тортильями и солониной, лишь однажды разнообразив это скудное меню тушеным кроликом, которого подстрелил Серхио. Да и те дни, что я провел в тюрьме Саламанки, сложно назвать иначе, как вынужденным постом.
Луис терпеливо ждал, пока мы насытимся. Сам он ел мало и только время от времени делал глоток вина из красивого серебряного кубка.
— Последнее письмо было очень тревожным, — произнес он наконец. — Кажется, инквизитор по имени Алонсо заподозрил что-то неладное. Ходят слухи о какой-то дерзкой краже, совершенной сбежавшим из тюрьмы узником. Тайные агенты трибунала по всему королевству получили приказ искать человека, приметы которого совпадают с твоими, Яго.
— О краже? — недоуменно переспросил я. — Ты что-нибудь понимаешь, Педро?
Брат покачал головой.
— Во всяком случае, я ни у кого ничего не крал.
— А нет ли известий о лекаре по имени дон Матео? С ним все благополучно?
— Этого я не знаю, — ответил Луис. — Но отец велит тебе покинуть Испанию как можно скорее. Иначе тебя снова схватят, и на этот раз ты уже не выберешься.
— Педро говорил про какой-то корабль, — начал я, но Луис меня перебил:
— «Эсмеральда», да. Первоначальный план был именно таков. Я даже купил там тебе место. Но вчера выяснилось, что на «Эсмеральде» на Кубу отправляются трое инквизиторов, причем один из них — епископ Малаги.
Педро выругался.
— Им-то что делать в Новом Свете? Здесь, что ли, еретики кончились?
Луис пожал плечами.
— Не знаю. Возможно, трибуналу не нравится, что преступники скрываются от него на открытых Колоном островах. Как бы то ни было, «Эсмеральда» для наших целей не подходит.
— Что же тогда?
— К счастью, через три дня в Индии отплывает еще один корабль, «Ла Палома»[39]. К сожалению, она идет не на Кубу.
— А куда? — хмуро спросил Педро.
Луис повертел в руках серебряный кубок.
— Сейчас вербовщики Кадиса из кожи вон лезут, чтобы набрать солдат в бандейру, которой предстоит отправиться в самое гиблое место Нового Света. Есть такая провинция под названием «Панама». Сплошные болота и джунгли, москиты и лихорадка. Вот туда и летит наша голубка.
— То есть ты предлагаешь мне спасаться от инквизиторов в адовом пекле? — ухмыльнулся я. — Что ж, если там действительно так неуютно, слуги трибунала туда наверняка не сунутся.
— Конечно, быть плантатором на Кубе гораздо приятнее, — рассудительно сказал Луис, — но если выбирать между Панамой и костром аутодафе, я лично предпочел бы Панаму.
— Пожалуй, — согласился Педро. — Плюс здесь в том, что вербовочные конторы никогда не выдают своих клиентов инквизиции. Лучито, ты разузнал, на каких условиях принимают в эту бан дейру?
— Условия так себе, — честно признался Луис. — Людей вербуют от имени губернатора Панамы Педрариаса Давилы, а он известен своей скупостью. Но сейчас нам это только на руку — ведь если бы от желающих отправиться в Панаму отбоя не было, нашему Яго пришлось бы ждать следующего судна.
— Значит, завтра и отправимся в контору, — решил Педро. — С вербовщиками я не раз имел дело, знаю все их хитрости. Так что пойдем вместе.
— Послушайте, — сказал я, — вы всерьез полагаете, что можете за меня решать? А если я просто не хочу отправляться в эту чертову… как ее там?
— Панаму, — подсказал Луис.
— Ну да. Я совершенно не горю желанием сражаться за какого-то там Педрариаса, который от своих щедрот вознаградит меня горсткой медяков. Вы не поверите, но у меня были совершенно другие планы на будущее…
— У Луиса они тоже были, — негромко сказал Педро.
Мне стало стыдно. Думая лишь о своих бедствиях, я совсем позабыл о том, что для моего спасения семья пожертвовала долей в корабельных мастерских Кадиса. А ведь Луис всегда мечтал стать королевским арматором и иметь собственную лицензию! Теперь же ему предстояло долгие годы служить наемным управляющим у нашего бывшего партнера Мануэля Прето. Разумеется, он будет копить деньги, чтобы купить лицензию… но сколько лет на это уйдет?
— Простите меня, — пробормотал я, опустив голову. — Я неблагодарная скотина…
— Что ты, — возразил Луис, — никакая ты не скотина. Ты просто болван!
Он хлопнул меня по плечу и весело расхохотался.
— Да уж, — поддержал его Педро, ткнув меня кулаком в другое плечо, — набраться ума тебе не помешает! А лучше всего это делать в дальних краях!
После трапезы, во время которой мы прикончили оба кувшина превосходного итальянского вина, Луис отвел нас в дальнее помещение, где между крепкими деревянными столбами были натянуты удобные гамаки. Я забрался в гамак и мгновенно провалился в сон, не успев даже стянуть с ног сапоги.
Вербовочная контора располагалась в узком переулке неподалеку от Плайя-де-Сан-Хуан-де-Дьос — центральной площади города. В подвале, куда вели выщербленные кирпичные ступеньки, за колченогим столом восседал грузный великан с густой гривой спутанных седых волос и массивной золотой серьгой в ухе.
