– А ну-ка, – сказал Костя без выражения.
– Все, о чем ты пишешь, – вторично. Возможно, это и не графоманство, я не очень в этом разбираюсь... Но я читаю твою книгу практически с того момента, как ты начал ее писать... Все это было и в литературе, и в кино. «Ах, он богатый, умный, одинокий, встретил ее, несчастную, готовую покончить с собой, – сразу влюбился, она вышла за него замуж, они жили долго и счастливо и умерли в один день». Бред и пошлятина. Сколько подобных сказок нынче! Твое произведение не будут покупать, оно просто никому не нужно. Ты не сочинил ничего нового. Огромное количество книг, которое ты прочел, трансформировалось в твоей голове в пошлый, вторичный сюжет, который ты и пересказал своими словами, не всегда грамотно. Это поражение, Костя. Очередное. Я просто устала от них, поэтому ухожу.
Она говорила ровным тоном, продолжая собираться. Костя выслушал все. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Он был оглушен.
Если его роман так воспринимает Оксана, самый близкий последние годы человек, то все остальные... Люди, которые будут покупать и читать его книгу...
– Ты столько времени ваяешь обычный дешевый женский роман, из числа книжек в мягких обложках, которые валяются на всех лотках по тридцатке за штуку... Костик, ты бездарность. Ты социальный неудачник.
Хлопнула дверь. Оксана ушла, нагруженная большими дорожными сумками.
Костя продолжал сидеть не двигаясь. Ему казалось, что ее слова, сказанные спокойным тоном, продуманные – и оттого еще более обидные, продолжают звучать.
Дверь в соседнюю комнату отворилась, вошел Вадим – загорелый, в шортах, футболке без рукавов, открывающей рельеф мышц, и шлепанцах.
– Только не сейчас, Вадим, – сказал Костя.
– Я был в соседней комнате последние несколько минут и все слышал. Остается пожалеть вашу жену, что она разглядела в книге только это. Налет, Костя. Все, о чем она говорила, не более чем налет, пенка на молоке. Как правило, под пенкой еще целая кружка молока. А то и кастрюля. У меня и в мыслях нет вас успокаивать, вы знаете – я не из той породы людей... Но я понимаю, что творится сейчас у вас в душе, и прошу: не делайте резких движений только потому, что одна... не самая умная женщина прочла неоконченное произведение и сказала слова, каждое из которых призвано оскорбить и унизить, хоть и звучат они... как обдуманная позиция. Ее точка зрения ничего не значит, поверьте.
– Для кого?
– Ни для кого. Я живу там и знаю, чего стоит мой мир.
– Признателен за поддержку, Вадим, – делая над собой усилие, сказал Костя, – но прошу уйти. Не расположен я... сейчас... поболтать.
– Конечно. – И Вадим исчез в соседней комнате.
Лицо Егорова порозовело, он закричал вслед Князеву:
– От меня ушла жена! Женщина, которую я любил! Я – остался – один! Не лезь ко мне, понял?!!
«Не хватает для полного счастья сойти с ума, – подумал он. – Я ору на человека, которого придумал... на персонаж моей книги. Что может быть хуже?»
Откуда-то возник Фолиант, с оглушительным урчанием принялся тереться о Костины босые ноги.
– Вот ты, – спросил его Костя, – видишь его? Или он для тебя не существует? Кошки же вообще немного иначе воспринимают окружающий мир... – Он наклонился и погладил кота. – Осиротели мы с тобой, старичок. Хозяйка нас бросила. И сразу встает вопрос: следует ли впадать в уныние, отчаяние? Или собрать волю – вот так, – он сильно сжал кулак, костяшки пальцев побелели, – и продолжать жить? За этот год на меня много всего свалилось. Оксана вот – не выдержала. Но она женщина, а я – мужчина. Мы с тобой мужики, Фолик!
Фолиант поднял голову, посмотрел на Костю и кивнул.
* * *
Ольга подошла к двери, распахнула ее, посмотрела вниз и, вскрикнув, отскочила. На ступеньках к ней спиной сидел Стас.
– Ты что здесь делаешь?
Он неторопливо повернулся, поднял голову и поглядел на нее с иронией.
– Вот решил заехать, узнать, как у тебя дела. Может, надо снова тебя спасать. Вдруг ты вешаться собралась или вены вскрываешь тупым консервным ножом...
– Очень остроумно. Поэтому ты сидишь на ступеньках?
– Не ломиться же в твою дверь.
– А если я уже повесилась или вскрыла вены?.. Заходи.
Стас поднялся, отряхнул потрепанные джинсы и вошел в дом, сразу сделав его теснее.
– Здесь кофе варят? – спросил он.
– В такую-то жару? Может, минералки?..
Он помотал головой.
– Сварю, – смилостивилась Ольга. – Специально для незваного гостя.
Она отправилась на кухню.
Стас разулся, задвинул видавшие виды кроссовки в угол и прислонился к стене в узком коридорчике около кухни, глядя на нее.
– Пройди, сядь, – предложила Ольга.
– Спасибо, насиделся за целый день. И потом: шесть часов по жаре, в железной кабине...
Она кивнула:
– Ценю твою деликатность. Хочешь, сполоснись. Правда, вода только холодная. – Видя, что он не сдвинулся с места, поинтересовалась: – Серьезно, как ты здесь оказался?
– Обыкновенно. Привезли мебель какому-то большому боссу, а дома никого нет. Звоню в салон, шеф говорит: ждать. Сегодня доставить и собрать. Напарник остался в машине караулить, а я решил до тебя прогуляться. Тут недалеко. Как ты?
Ольга зажгла огонь под туркой, убавила до крошечного и повернулась к Стасу:
– Ты ничего про меня не знаешь...
– Это я слышал, – перебил он сварливо.
– Ты ничего про меня не знаешь, – упрямо повторила она, – поэтому полез спасать. Знал бы – возможно, десять раз подумал, а я бы за это время... успела.
Стас ожидал вовсе не этих слов, поэтому ощутил нарастающее раздражение.
– Я не полез, – сказал он. – Я прыгнул за тобой с моста, с пятнадцатиметровой высоты, пьяный, ночью. Взял бы чуть в сторону – ударился бы о бетонную опору и убился. Я порезал ногу в соленой морской воде, рана долго не заживала, и я три дня по нескольку раз менял бинты, боясь заражения. Это не было купанием. И мне все равно, что там у тебя произошло в жизни. Хотя, возможно... тебе стоило зайти тогда в отель, вкратце поведать свою историю и поставить нас в известность, что ты идешь топиться. Мол, парни, вы мне не мешайте. В этом случае я бы точно не полез. И ты бы успела.
Запахло кофе. Ольга достала с полки чашки и блюдца, налила кофе, поставила на стол.
– Садись, все готово.
– Да я, это...
– Стас, пройди и сядь!
Это ему понравилось. Улыбаясь, он вошел в кухню и примостился на табурете с краю стола, подальше от нее.
Она стремительно приготовила несколько бутербродов с колбасой и сыром и наконец уселась тоже.
– Курить можно? – спросил Стас.
Ольга помотала головой. Стас вздохнул, обхватил огромной лапищей чашку, сделал крохотный бесшумный глоток.
