…Но я не хочу так!.. — Паша мотнул головой, прогоняя видение, — это не справедливо! Зачем тогда нас поманили вот этим? — под застывшие в ушах вороньи крики он обвел взглядом пеструю улицу с суетливыми прохожими, — тогда все это бессмысленно и лучше вообще не рождаться, чтоб не дразнить себя! А не рождаться, значит, остаться… где?.. Почему мне раньше эта мысль не приходила в голову? Хотя без нее было спокойнее, и жизнь казалась правильной, исполненной смысла. А теперь? Темнота «до», темнота «после». Если люди произошли от обезьяны… — это предположение показалось настолько безупречно абсурдным, что даже смеяться над ним было грешно.
…Ямынь, — вспомнил он, — только не палачи мы, а совсем наоборот… Все-таки здорово, если б наша жизнь действительно плавно перетекала одна в другую и при этом еще в каждой последующей оставался след предыдущей. Тогда б имело смысл жить, а так… — выбросил окурок давно погасшей сигареты, — но, к сожалению, и это такая же чушь, как и наше «обезьянье» происхождение. И остается что — Бог с его раем и адом?.. Паша остановился на этой мысли, так как дальше шла проторенная дорога, которую он считал тупиковой.
Аккуратно вырулив со стоянки, он уступил место черному «Мерседесу», взиравшему на мир удивленными овальными глазами фар, и доехав до светофора, остановился. …Куда ж поехать-то?.. Сейчас везде пробки… Сзади уже сигналили на разные голоса, потому что давно зажегся зеленый, и Паша чисто механически поехал прямо. …Может, все-таки к Катьке? Скажу, что не хочу продолжать дискуссию, и пусть, как всегда, щебечет на отвлеченные темы …
Достал телефон и не гладя, ткнул «быстрый набор».
— Алло, — голос принадлежал не Кате, — алло! Говорите!
Это был голос жены, и Паша удивленно взглянул на дисплей. …Блин, не в ту кнопку ткнул!.. И отключился — разговаривать с Юлей ему было не о чем. …Стоп, я ж набрал домашний! Интересно, чего это она? Собиралась же «гулять» до ночи. Или мой визит сломал им весь кайф? А, может, после того, как я ее вычислил, решила поиграть в пай-девочку? Сейчас будет рыдать, просить прощения… Ох, поиздеваюсь от души! А то понты тут гнала, а как сама обосралась, так сразу хвост поджала; уж и трахаться ей расхотелось… Какие все-таки бабы, дуры! Не совалась бы в мою жизнь, и я б ее не трогал — живем, да и живем…
Очнулся Паша у очередного светофора и не сразу понял, где находится; лишь узнав желто-голубые витрины торгового центра, он вспомнил: … Я ж был здесь сегодня!.. В сознание попытались ворваться ощущения двухчасовой давности, но вид расцвеченной рекламой улицы никак не вязался с тем жутковатым «экстримом». …Не, а кто не растеряется, когда тебя с порога начинают «грузить» всякой хренью?.. Блин, развели, как лоха, с этим древним Китаем. Попробовал бы он сейчас, когда я готов к встрече, навешать мне всю ту лапшу…
Светофор только успел моргнуть желтым глазом, как Паша резко стартовал из правого ряда, явно подставляясь под тронувшийся поток, но успел развернуться и нырнул во дворы; остановившись у последней девятиэтажки, заглушил двигатель. …Приехали. И что дальше?.. Совсем рядом на серых волнах мерно качалось покрывало ряски; плеска волн не было слышно, зато вдалеке трещал мотор невидимой лодки; небо медленно тускнело, оставляя над правым берегом розовую кайму — выглядело это очень красиво. …Чего я обманываю себя? — Паша выбросил сигарету и распахнул дверцу, — я ж приехал не пейзажем любоваться — сейчас я устрою ему ямынь!..
В подъезд он зашел решительно, однако едва тронулся лифт, стал возвращаться прежний необъяснимый страх; с каждой секундой он нарастал, охватывая все новые участки мозга и парализуя волю. Паша инстинктивно нажал «стоп», но лифт почему-то не послушался, продолжая упорно двигаться вверх. Тут страх достиг высшего предела; причем, он уже был не столько мистическим, сколько вполне материальным — это ж не шутка, неуправляемая кабина! Но прочувствовать в полной мере ужас ситуации Пашане успел, потому что лифт внезапно остановился и двери открылись; он поспешно сделал шаг вперед; в ту же секунду распахнулась черная дверь.
— Входи, — на пороге стоял тот же мужчина, в тех же джинсах, той же рубашке, но теперь он улыбался; в нем не было прежнего агрессивного напора, и Паша больше не ощущал себя сдувшимся воздушным шариком, — хочешь поговорить? — хозяин отступил в сторону.
…Конечно! — обрадовался Паша, — я хочу спокойно поговорить! Эх, надо было взять пузырь — такие беседы лучше вести под рюмку!.. Ладно, может сам нальет, и решим, кому достанется Юлька — вот это будет по-честному… Господи, о чем я?.. Да пусть трахаются! Я пришел поговорить не о том!..
Паша переступил порог. Дверь закрылась, и оба, как старые знакомые, сразу прошли на кухню.
— Кофе будешь? — спросил хозяин.
Паша подумал, что водку это вряд ли заменит, но выбирать не приходилось, поэтому кивнул.
— Не волнуйся, мы не спали, — без предисловий объявил хозяин, одной рукой доставая чашки, а другой, включая чайник.
— И чем же вы занимались? — Паша присел на тот же стул, где совсем недавно сидела Юля. В его понимании между мужчиной и женщиной существовали единственные реальные отношения — половые, всякие «дружбы», «общие интересы» — это чушь, рассчитанная на лохов, которые, в конечном итоге, пополняют травоядное стадо рогоносцев.
— Тебе это трудно будет понять. Мы не друзья, потому что знакомы всего два дня; интересы у нас абсолютно разные…
…Блин, он, вроде, читает мои мысли!.. Страх стал возвращаться, но все-таки Паша считал себя существом не просто мыслящим, а мыслящим правильно (это со вчерашнего дня все в его сознании пошло наперекосяк), поэтому спросил:
— Ты считаешь меня таким тупым, чтоб не понять того, во что въехала даже моя жена?
— Ты не тупой, но из тех, кто декларирует состояние души, ничего не испытывая. Для таких понятия, вроде, «я верю», «я надеюсь», «я люблю», являются лишь словесными оборотами, а не критерием истины. Мы же искали Юлину любовь, и нашли…
— Как же вы нашли любовь, ни разу не трахнувшись?
— «Трахаться» и «любить», конечно, могут соединиться воедино, но могут существовать и раздельно. Трахаться ведь можно без любви — некоторым, например, достаточно пузыря, распитого вместе. А любовь подразумевает, в первую очередь, заботу о другом, как о высшей ценности, то есть, как о самом себе; ведь для каждого из нас «я» — это самая высшая ценность. Если мы можем перенести такое же отношение на другого, значит, мы имеем дело с любовью. Это божественное состояние потенциально заложено в каждом из нас, но неизвестно, в какой из жизней мы встретим человека, к которому будем способны относиться, как к себе. А все, происходящее без этого — эрзац. Знаешь, как жажда — человек считает себя счастливым, получив глоток тухлой воды, если не догадывается о существовании виноградного вина, которое, кроме утоления жажды, приносит еще и удовольствие. Или боль — когда проходит приступ, люди счастливы, сразу считая себя здоровыми и не понимают, что здоровье — это если ничто не болит никогда .