— Ты решилась напечатать человека инкогнито?
— И что? — рассердилась Черкасова. — Его материал на фоне той белиберды, которую мне суют, показался изюминкой. Пишите так же, и мы постараемся меньше обращаться к помощи посторонних. Кроме того, идеи у него здравые.
— А можно о нем что-нибудь узнать?
— Появится посыльный, тогда и узнаем.
«Возможно, и не появится», — вздохнул Александр и засел с Валентиной за статью.
Дело продвигалось на удивление быстро. Репринцева и Горчаков дополняли друг друга, даже если спорили по тому или иному эпизоду. Помогли им выстроенные Александром в хронологическом порядке записи произошедших событий. Далее авторы попробовали описать личность преступника.
Сошлись на том, что это все-таки мужчина, сильный, ловкий, с маниакальной приверженностью к сохранению устоев и порядка, он не понимает, что своими действиями вносит лишь больший хаос. Некоторые ему тайно симпатизируют (как здесь кстати оказалась статья Иванова!). И кому симпатизируют?! Озлобленному, больному человеку, шизофренику. Возможны сообщники, но, скорее всего, он — одиночка. Вряд ли бы он решился поделиться с другими сокровенным. Его нужно скорее обезвредить, в противном случае он принесет Старому Осколу серьезные проблемы. Он не только будет сеять панику, убивая любого, кого заподозрит в связях с иностранными спецслужбами, но и подорвет репутацию города, поспособствует срыву крупных проектов».
— Стоп! — воскликнул вдруг Горчаков и бросился к стопке газет.
Валентина с удивлением смотрела, как он перелистывает их, пока, наконец, не протянул ей еще одну статью. Она касалась перспектив открытия в Старом Осколе залежей руды и строительства здесь крупных горно-обогатительного и металлургического комбинатов. Автор считал, что подобные проекты опасны, поскольку нарушат экологию и подорвут здоровье местных жителей, вызовут многие болезни, прежде всего, онкологические. В конце шел призыв считать сторонников подобных предложений врагами города и Империи. «Главное для России здоровье человека, творения Божественного. Все остальное: производство, заводы — дело рук созданных Им тварей. А потому не могут они нарушать законы Творца».
— Теперь посмотри на подпись, — сказал Александр.
— Иван Ярославцев.
— Поменяй местами и получится почти что Ярослав Иванов. Конечно же, опять письмо без обратного адреса.
— Поговори с шефиней.
— О чем? Вдруг она экономит на авторских гонорарах? Очень удобно и выгодно.
— Я вот о чем подумала, — промолвила Валентина, — что, если мы ошиблись, и действует не один человек, а целая группа?
Вновь звонок, Алевтина требовала статью. Действительно — вечер, все сроки вышли.
— Подписывай, Валя, — сказал Горчаков. — Твоя первая статья в зарубежной прессе.
Репринцева чуть помедлила, но подпись поставила. Потом выяснится: к добру это для нее или нет.
Они шли по ночному городу, шли, не опасаясь, хотя и было предупреждение Корхова. Статья выйдет только утром, и если убийца решится отомстить, автор уже будет далеко.
— Жаль, что нет прямого поезда Старый Оскол-Москва, — сказал Александр, — я бы сел в вагон и примчался к тебе.
— К нам не так просто приехать.
— Да, — согласился Горчаков, припомнив зловещего карлика из детства. — Лучше ты приезжай к нам.
— Как ты это себе представляешь?
— Сядешь в поезд, приедешь в Курск, а там я тебя встречу. Ах, да. Мы пришлем тебе приглашение от газеты.
— И навеки испортите мою карьеру.
— Так нам не встречаться? Это не выход.
— Не выход, — согласилась Репринцева.
— Я обязательно что-нибудь придумаю. И ты не пострадаешь. В крайнем случае, возьму командировку в Москву.
— Не писал антисоветских материалов?
— Писал.
— Тогда тебя вряд ли пустят. Персона нон-грата.
— Откуда они знают про мои статьи? Они все читают?
— Да! В отличие от нас, простых смертных.
— Так что нам делать? — почти закричал Горчаков.
— Не знаю.
Он что-то хотел сказать, но она остановила и после паузы добавила:
— За эти несколько дней в вашем городе я будто прожила целую жизнь, причем, абсолютно новую для меня. Приехав в Москву, я долго буду вспоминать каждую улицу, дом, и, конечно же, храмы. А когда закрою глаза, то в сладком сне передо мной вновь возникнет этот почти южный город с его пирамидальными тополями.
— А меня ты в том сне увидишь?
— Конечно! Разве есть сомнения?
— Но почему мы должны расстаться?! Разве не существует иного выхода?
Увы, его не видели ни она, ни он. Двое русских влюбленных, разделенные границами, политическими системами и разного рода предрассудками. Они прошли еще немного, Александр не выдержал:
— Может, ты. останешься?
— Каким образом? Завтра в десять или одиннадцать за нами придет машина. Можно было бы до Курска и поездом, но местное отделение ВКП(б) решило по-иному.
— Я через знакомых продлю тебе визу.
— Этого делать нельзя без разрешения нашего консульства и. соответствующих органов!
— А если ты. вообще останешься?
— Вообще?
— В качестве сотрудницы газеты. Разве мало советских граждан, рискуя свободой, даже жизнью, переходили границу? Тебе и рисковать ничем не надо.
Валентине следовало бы возмутиться: ее подбивают к прямому предательству, но она лишь горько вздохнула:
— Ты не представляешь, какие тогда неприятности ожидают моих родителей.
— Остается последнее средство: сделать тебе предложение руки и сердца.
— По-моему, — рассмеялась Валентина, — такой человек как ты, не стремится жениться. Ты слишком красив, а девушки на красавчиков падки.
— Ты меня раскусила, не стремлюсь, — согласился Александр, — однако в данном случае собираюсь сделать исключение.
— Я польщена.
— А я серьезно.
— Если серьезно, то. не надо. Ведь еще немного, и я сама влюблюсь, — Валентина боялась признаться себе, что уже влюбилась. — Ничего хорошего из этих отношений не получится. Мне нужно уезжать! И пусть все останется маленьким приключением.
Перед ними — узкий переулок. Направо — в гостиницу, налево — к дому Горчакова. Александр осторожно промолвил:
— Пойдем ко мне?
— Поздно уже.
— И что?
— Поздно! — вздохнув, повторила Валентина. — Завтра тяжелый день.
— Но сегодня наш последний день!
Странный грохот раздался от этих слов, Валентина вздрогнула и увидела, что темнеющее небо расцветилось яркими огнями, и множество радуг соединились в грандиозный букет. Девушка будто ощутила чье-то грозное предупреждение. Нет, никто ее не предупреждал. Она просто поняла, что не следует сейчас идти к нему. Но почему? Ведь ей так хотелось!
