был он отчего-то тёмнокрасным, и обмирало нутро ужасом и восторгом, и заходилось от сладости?!
– Сплю и гляжу: у меня дитё родилось, – произносит Ййр. – Маленькая маляшка. Чудная… Будто и не орчонок – вся, значит, кругом себя пушистая. С коготками. И пахло оно по-Ришкиному. И глаза такие же были серые. Вот.
– Хороший сон, – одобряет Сур. – Мамушка говорит: хорошее пискло снится всегда к большой радости. Вот Риша вернётся скоро…
Ййр вздыхает.
Приедет ли, как знать.
* * *
Легко ждать по времени осенних бурь, обдирающих с деревьев последние листья.
Легко ждать по чёрному предзимью.
Легко прождать насквозь всю холодную зиму, выплетая своё ожидание между прочих необходимых дел, будто ещё один длинный половик – день ко дню, как стебель к стеблю.
(А ещё эта длинная яркая куртка, Ришкин подарок – Эсгрин-Малой сам-один привёз предпоследним разом, со съестными припасами из лавки.
Стоял перед воротами, и ломало парнишку от страха, как бы он ни старался это скрыть.
Под орчьим же вопросительным взглядом принялся молоть околесицу про какую-то соседку тёть Оливию, которая уехала в город, к детям, договорилась с отцом, вот его, Малого, вместо себя и прислала.
«Погоди, не клопочи. Оливия – это кто такая?»
«Ну Брук…»
Уехала. В город, к детям.
Наверное, Малой углядел тогда что-то такое на Ййровом лице, от чего счёл нужным поскорее добавить:
«Да она не насовсем! Она только в гости…»
Оба тогда после этих слов даже дух перевели.
«Замёрз, гляжу, – забрать часть поклажи в руки, удивляясь про себя на пухлый и лёгкий чёрный целлофановый пакет, крест-накрест оклеенный почтовой липкой лентой. – Идём, что ли, чаю пошвыркаем».
Что ж, навряд ли то чаепитие можно было назвать особенно весёлым или таким уж дружеским, да Ййр и сам толком не понимает, с чего это взбрело парнишку позвать. Зато в чёрном пакете обнаружилось чудо: новенькая куртка цвета пламени, тёплая, как печка. Сама Риша её Ййру сосватала, по журналу. Приятно, когда на мороз есть такая куртка. И ещё отчего-то приятно вспомнить, как Малой чаёвничал, глаз не сводя с молодой страфили, которая за тем же столом городила башенку из доминошных костяшек. До того на неё глядел – даже кружку мимо рта проносил то и дело).
Но теперь на весеннем тепле славную куртку уже особенно не поносишь.
И ждать становится трудно.
* * *
Зачеркнуть с утра вчерашний квадратик календаря – из-под карандашного следа проглядывает блестящая угловатая цифра.
Распороть макушку оранжевой шапки и подшить край, чтобы непокорным новым косицам удобнее было торчать.
Проводить Миньку и Мэгз на выгон – сам же вчера подновлял и готовил деревянную ухоронку, да и весна в этом году нахальная, быстрая: по луговинам уже полно молодой травы.
Нащипать в горсть нежных верхушек с еловых лап, для пахучей заварки.
Над островом гуляют песни – ярые и шальные, а то полные совсем особенной тоски.
Иногда Ййр может различить голоса Сур и рыжего Ки, и эти два голоса, кажется, звучат согласно. Не то чтобы юной Сур было так уж интересно всерьёз обзавестись парой прямо теперь, но уж побахвалиться-то на Весенних Песнях – дело.
Дома Ййр принимается приводить в порядок Ближнюю.
И всего-то делов – аккуратно вынести старые подстилки, подмести, вымыть гладкий пол.
Снова пустеет дом.
А в груди стучит глухо, и от ожидания горечь эта над горлом. Жжёт. Ни половинки персика не осталось, чтобы толком её заесть…
Может, вымыть ещё окошко – всё руки занять.
Почему бы нет. Гожая мысль.
* * *
Немного опомнившись, Ййр обводит взглядом преобразившуюся Ближнюю.
Одно да другое.
Руки занять.
Ха.
Снова маленький стол у вымытого окна, и стул со спинкой. Рояль-щелкун на столе – под чехлом, но пыль с чехла стёрта тщательно. Старая тумбочка тоже на прежнем месте. И кровать в углу, опрятная, застеленная свежим на людской манер. Только укрывальника на полу не хватает, черетянного, жёлтого. Да Ришкиной красивой шалинки через изголовье койки.
Не хватает.
Куда сбежать раздышаться, если не к морю.
* * *
Горькая вода холодна ещё – даже для орчьей шкуры, но здесь можно кричать. Можно задать лютого плясу по мокрым камешкам, вдоль сизых волн, покуда в глазах не потемнеет, покуда дыхание вольного моря не остудит нестерпимо пылающее нутро.
И когда ноги уже держат некрепко, и бока ходят тяжело от сбитого долгим плясом дыхания, бездумный взгляд цепляет на дальних волнах тёмное, почти неразличимое пятнышко.
Время здесь будто и не идёт.
Только солнце совершает свой путь, и становится понятно, что кому-то взбрело мерить залив на лодке. Вроде крупновата для посудины Брук, и Ййр решает подождать ещё немного.
Моторка держит прямо сюда, и вот уже можно различить, что это Эсгриново старое судёнышко.
А возле носа сидит кто-то маленький и растрёпанный, сидит и машет рукой.
* * *
Какие бы трудные битвы ещё ни ждали маленькую старшачку на матёрой суше – битвы из тех, что ведутся правдой и словом – теперь она выстоит.
Потому что жил на свете Ибрагим, и Восходящий Ветер расправил крылья.
Потому что Страфилев край поёт.
Потому что неодолима эта дикая земля никакими проклятиями.
Потому что она – Риша, и слово её в правде – крепче клыка во рту, крепче кремня в мелу: вернулась…
На этот раз у Риши с собой довольно много вещей, и книг, и даже старая вертушка для музыки в таком особом маленьком чемоданчике – для трудных битв старшачке не раз придётся покидать остров, но вся эта поклажа отнюдь не сломит орочьего хребта: ведь это значит, что Риша впрямь желает здесь ЖИТЬ. Одним кровом и очагом. Возвращаться. Набираться сил.
А самое важное едет в круглом тёмном кофре с толстыми стенками и донышком. В крышке устроены продухи, как для живого, и от продухов можно почувствовать ровное тепло. Маленькая старшачка тянет Ййра за рукав, чтобы пригнулся, и говорит тихонько, что они с Элис действительно вроде как украли страфилье яйцо на далёком юге, прямо из огромадных клеток. Ййр почти беззвучно смеётся от радости.
– Нам пришлось задержаться, – говорит она. – Элис говорит, срок уже вот-вот! Иногда оно покачивается и даже пищит. Я назвала его Панч. Думаешь, это не очень глупо? Я знаю, страфили не дают имён своим младенцам.
– Это очень умно ты придумала, Риш, – выговаривает Ййр, удивляясь, как это голос у него звучит почти по-обыкновенному, и слова складываются – всё одно к одному. – Пусть будет Панч.
Ййр несёт кофр с Панчем, прижав
