«Вот тогда–то он все и задумал, — сказал себе Микаэль. — Просчитал все варианты и понял, что без Папы Юргена шансов у него нет. Застрять в сорок лет на позиции старшего хабермаса — для любого офицера СИБ это было бы мечтой. Для любого, но не для Бориса. Он с самого начала рассчитывал на большее».
А потом появился Годзилла…
4.
Женщина, которую привели полицейские, выглядела как офисная секретарша. Да она и была офисной секретаршей — до самого Часа Разрушения, когда, подчиняясь приказу Годзиллы, перевернула свой стол и разбила креслом окно.
Сейчас это было смирное и усталое создание со следами косметики на лице и обломанными ногтями с остатками французского маникюра. Огонь, пылавший в ее глазах в Час Разрушения, когда сотни таких же, как она, корпоративных служащих стали крушащим кулаком Годзиллы, погас, осталась лишь холодная серая зола. На Мика–эля она смотрела без враждебности, но и без подобострастия, с которым офисный планктон обычно взирает на хабермасов.
— Не бойся, дитя, — сказал ей Липман. — Я не причиню тебе зла.
— А я и не боюсь, — ответила женщина равнодушно. Голос у нее был красивый, грудной и глубокий. — Я свободный человек, а свободные люди ничего не боятся.
— Ошибаешься, — мягко возразил Микаэль. — Свобода — обоюдоострый меч, к тому же меч без рукояти. Тот, кто свободен, лишен защиты. О нем некому позаботиться. Он никому не нужен. Он один в океане жизни, а впереди у него — только обрывающийся в бездну водопад смерти. Ты хочешь, чтобы тебя, как щепку, влекло к этому водопаду, дитя?
— Вы мне не отец, — дерзко ответила бывшая секретарша. — Вы просто хабермас, надсмотрщик над мыслями. Ваша работа — следить, чтобы служащие корпорации думали так, как это нужно их боссам. Раньше, в древности, надсмотрщики били рабов бичами, а теперь вы, хабермасы, хлещете словами наш разум…
Аипман недовольно взглянул на полицейских — им эту ересь слышать было вовсе ни к чему. Но амбалы, казалось, вообще не вникали в то, что бормочет приведенная ими женщина.
— Кто тебя научил этому, дитя? — спросил Микаэль, заглядывая в глаза женщины. — Кто вложил в твою голову эти самоубийственные мысли?
— Годзилла, — без колебаний сказала секретарша и засмеялась. — Он уничтожит ваш мир, жалкие хабермасы. Он уже идет по улицам ваших городов, и под его ударами рушатся невидимые цепи, которыми вы нас сковали…
— Вы, двое. — Аипман повернулся к полицейским, которые немедленно принялись пожирать его глазами. — Отойдите на двадцать шагов.
Они выполнили приказ, не задавая вопросов. При всей тупости простецов из силовых структур, вышколены они были отлично.
— Что еще говорил тебе Годзилла? Рассказывай все без утайки, дитя. Ведь каждый человек имеет право знать правду, не так ли?
Как и всякий старший хабермас, Микаэль владел техникой Эр–Эс, хотя, разумеется, и не на таком уровне, как кардинал Гроненфельд. Но чтобы разговорить бывшую секретаршу, его умения оказалось более чем достаточно. Слова хлынули потоком — сложные термины, казавшиеся чужеродными в устах офисной простушки, причинно–следственные связи, которые могли возникнуть только в куда более изощренном мозгу. Липман слушал не перебивая, отмечая про себя наиболее важные детали.
— Целая череда финансовых и экономических кризисов подточила могущество национальных правительств, которые все больше становились зависимы от всемирных организаций и глобальных сетей. Когда государства исчерпали свой потенциал, власть повсеместно перешла к корпорациям. Социальная сфера изменилась до неузнаваемости. Корпорации взяли на себя ответственность за своих сотрудников, но взамен приобрели ничем не ограниченное влияние на их души…
Все это будущие офицеры СИБ узнавали еще на первом году обучения, но даже для менеджеров среднего звена подобная информация была закрыта. А тут какая–то секретарша походя выбалтывала сведения, за разглашение которых можно было навсегда лишиться своего места на корпоративной лестнице.
«Впрочем, — подумал Микаэль, — этой бояться уже нечего. Прошедших через Час Разрушения уже никогда не примет ни одна корпорация. Это отработанный материал, человеческий шлак».
— Все началось с корпоративной этики, — продолжала, между тем, секретарша. — Усложнение дресс–кода привело к введению единых образцов рабочей формы. Гимны компании и правила поведения в офисе — к возникновению сложной системы иерархии. Возникли корпоративные религии, когда все служащие компании должны были принадлежать к одной и той же конфессии. Тогда и появились первые хабермасы…
Аипман зевнул. То, что для несчастной жертвы Годзиллы звучало откровением, для него было банальным и скучным. Полвека назад руководство корпораций пришло к выводу, что наиболее слабым звеном в системе являются департаменты HR. В ведение этих департаментов, в частности, входило проведение разного рода тренингов и деловых игр, формирующих корпоративный дух. Порой подобные тренинги проводились шарлатанами, приверженцами той или иной эзотерической религии, маскировавшимися под добропорядочных служащих. После того как под крышей нескольких крупных компаний пышным цветом расцвели настоящие тоталитарные секты, было решено привлекать к подбору кадров дипломированных философов, которые могли бы заранее распознать носителей вредоносной идеологии.
Вскоре в совет директоров каждой уважающей себя корпорации входил по крайней мере один авторитетный философ. Теперь они занимались не только тем, что отфильтровывали потенциально опасных коучей и инструкторов для деловых игр — в их обязанности входило также формирование корпоративной идеологии. Спустя несколько лет философы создали свою собственную корпорацию — Службу Интеллектуальной Безопасности, управлявшуюся Конклавом. А рядовые члены корпорации стали в просторечии именоваться хабермасами — в честь великого философа прошлого, так много сделавшего для изучения коллективного разума.
— Годзилла, — нетерпеливо напомнил Липман. — Ты хотела рассказать мне о Годзилле, дитя.
Секретарша на мгновение запнулась. Затем в ее серых глазах мелькнула какая–то тень.
— Он говорил с нами на языке хабермасов, — ответила она неуверенно. — Это было странно… но мы все понимали.
«Еще бы, — усмехнулся про себя Микаэль. — Он использовал все, чему его учили в университете и школе СИБ. А будучи зятем Папы Юргена, он наверняка мог посещать семинары по высшей технике Эр–Эс».
— Он рассказывал нам про Эр–Эс, — словно прочитав его мысли, сказала женщина. — Про то, что эту технику изобрели очень давно… еще в доисторические времена.
