— Славка, ты хоть морды этой гопоты запомнил? — спросил Серосовин, высокий темноволосый парень, могучий, широкий, тяжеловесный.
— Нет, капюшоны, воротники высокие, ничего не разберёшь, — ответил Славян. Как и следовало ожидать, объяснение одногруппники нашли сами, Славяна не спрашивая. Уличные грабители, гораздые отобрать сумку, снять с одинокого прохожего куртку и ботинки, в больших городах не переводятся никогда. На ссадины никто не обратил внимания, слишком ошеломило само появление Славяна.
— А их одежду запомнил? — не отступал Серосовин.
Славян дал как можно более расплывчатое описание.
— Хрен найдут по таким приметам, — сказала тоненькая рыжеволосая Кристя. — Разве что у них серия, другие пострадавшие смогут кого-то опознать.
— Вряд ли, — ответил Серосовин. — Я про гоп-стоп в округе ничего не слышал. Если залётные раздели — всё, никогда не поймают. Славка, у тебя хоть что-нибудь осталось?
— Нет. Ни денег, ни документов.
— Документы могли выбросить, — сказала Кристя. — Надо поискать. Где это было?
— У западной автостоянки, — ответил Славян правду, из щели он выпрыгнул именно там. — Но не думаю. Не на месте же они сумки потрошили.
В аудиторию вошёл декан — картинной красоты сорокалетний мужчина, виски чуть тронуты сединой, небрежно-элегантный тёмно-вишнёвый костюм — рыкнул на столпившихся в коридоре зевак, раздражённо захлопнул дверь и подсел к Славяну.
— Отогрелся, путешественник? Да, неласково тебя родной город встретил.
Вслед за деканом вошел милиционер из опорного пункта, кивком поздоровался сразу со всеми.
— Ну хоть что-то ты запомнил? — спросил у Славяна. Выслушал рассказ и только рукой махнул: — Приметы, на хрен. Прошу прощенья, — глянул он на декана, на девушек. — Ну, паспорт мы тебе сделаем, а вот с вещами… Плохо твоё дело, парень. Это явно не местные сработали, их теперь по всей области искать, если не по всей стране. Ладно, сегодня отогревайся, заявление завтра напишешь. Жить-то тебе есть где?
— Завтра будет общежитие, — ответил декан. — А сегодня…
— У меня сегодня переночует, — сказал Серосовин.
* * *
Риллавен похвалил себя за предусмотрительность — взял на казнь телепортного координатора. Убрать все следы, как магические, так и внесторонние, он сумеет лучше кого бы то ни было, даже самого Риллавена. Но сначала надо завершить обряд. Владыка едва заметным движением пальцев вытянул из круга дальдр Фиаринга, отдал стражу. Тот машинально вогнал его в прицепленные к поясу ножны. Риллавен выплел заклинание концовки, бросил в центр круга. Это последний штрих, проверка справедливости приговора, когда заклинание сгорает синим огнём, отдавая дань уважения свершившемуся правосудию.
Из круга взметнулся к небу столб пламени красного, цвета предательства и напрасной крови.
Никто, и в первую очередь сам Риллавен, не удивился. Он не убийцу карал — убивал собственные страх и ненависть. О Данивене ар-Данниане ли-Аддоне владыка и не вспомнил. И мера вины убийцы его не интересовала, только мера собственной ненависти и глубина страха.
А вот интересно, догадались ли остальные, что за мерзость сотворил их владыка?
Фиаринг едва заметно улыбнулся — печально и покорно, старейшины просто ждали приказа, а остальные как были безгласными статистами, так и оставались.
Пламя опало и погасло.
Владыка зашёл в круг, зачерпнул песок с кровью Бродникова — после указующего пламени она светилась рубиновой яркостью, завернул в носовой платок и убрал в нагрудный карман кафтана. Вышел из круга к безмолвным, бездвижным хелефайям.
— Сотри следы, — велел Риллавен координатору. Тот жестом подозвал двух стражей. Один взялся заливать костры, другой — особой лопаткой засыпать контур круга, координатор микропотоками волшбы стирал, выжигал, заливал следы свершившегося, только поблёскивали посеребрённые миндалевидные ногти.
— Владыка, — не выдержал молчания старейшина-лайто, — что нам теперь делать?
— Возвращайтесь в Нитриен.
— А вы? — спросила старейшина-дарко. — Куда собрались ехать вы?
— В Калианду.
— К вампирам? — удивилась она. — Зачем?
— Проводники, способные идти по линии крови, есть только там, — ответил Риллавен.
— Владыка, вы хотите разыскать Бродникова? Но зачем? У Нитриена больше нет к нему виры, вы сами только что…
— За тем, ли-Шариани, — сказал владыка, — что свершить искупительное деяние можно только в присутствии оскорбленного тобой.
— Но, — едва выговорила резко побледневшая старейшина, чёрные глаза наполнились слезами, — это ведь не обязательно, владыка… Вы просто можете снять венец.
— Нет, ли-Шариани, нет. Это не изгнание, не отрубленная рука… Обряд был смертным, и, значит, проклятие пало на всю долину. Снять венец я смогу только после того, как отдам неправедно осуждённому искупление. Тогда долина очистится. Тогда можно будет и венец снять.
— После искупления не надо, — сказал лайто.
— У долины не может быть проклятого владыки, — ответил Риллавен. — Искупление очистит её, а не меня.
— А если… — начала было дарко.
— Нет, — покачал головой Риллавен. — Ты сняла бы вину с того, кто обрёк тебя на потёмочную казнь?
— Но, владыка, — неверяще выговорил Фиаринг, — это ведь смерть!
— Не обязательно. Есть ещё и боль.
— Нет, — уверенно ответил Фиаринг. — Никогда. Такие, как Бродников, могут убить, но мучить не станут никогда.
— Не суди о неизвестном по фантазиям, — отрезал Риллавен.
Страж склонил голову.
— Кого вы берёте с собой, владыка? — спросил лайто.
В одиночку к повелительнице общины идти владыке неприлично, свита должна быть как минимум из четырёх долинников.
Риллавен кивнул первым попавшимся стражам. Те бросились к своим мотоциклам-внедорожникам.
Оседлал мотоцикл и Фиаринг, посмотрел на владыку.
— Ты отведёшь людей в долину, — ответил Риллавен.
— Я поеду с вами, владыка, — твёрдо сказал Фиаринг.
— Своих сопровождающих я выбрал. Остальные едут в Нитриен.
— Тьиарин, я еду с тобой, хочешь ты этого или нет.
Владыка внимательно посмотрел на стража. Взгляда тот не отвёл.
— Верно, — согласился Риллавен. — Теперь это и твой путь.
* * *
Феофания Талеос, уроженка греческой общины Талиарисы, повелительница единственной в английской части Британского острова вампирской долины, внезапному и позднему визиту правителя Нитриена не удивилась. Раз приехал — значит дело есть, пустяков ради за сто двадцать километров не ездят.
