Сейчас они оба смотрели на водную гладь. Теплый ветер нападал на нее, подзадоривал и поднимал небольшие, высотой с ширину ладони, волнистые бугорки. Потом Ладога затихла. И молчала. Долго. Мужчины переглянулись. Почаеву захотелось пояснить свои слова.
– Я стал по-другому смотреть на время, чувствовать его. Раньше я бежал, торопился, перепрыгивал через препятствия и снова бежал, вперед, вперед, вперед. А теперь я вдруг остановился и задумался об играх своего разума. Не буду судить о других, отвечу за себя. Куда я, собственно, все время так тороплюсь? Знаешь, и я не нашел ответа, внятного и достоверного предположения. Мне запомнились твои слова о настоящем и, не поверишь, я стал эффективнее использовать время, то, которое сейчас. В котором я действую и живу, а не то, которое осталось позади или ждет впереди. Прости за этот каламбур с претензией на философию.
– Может, поближе лагерь разобьешь?..
– Ха, предлагаешь вплавь? – ехидно заметил Почаев, оглядывая водные просторы.
– Нееет, конечно. Быть может, тебе и не стоит оставаться там, где собирался.
Всеслав снова попробовал завести мотор. На этот раз маленькое, но гордое судно сине-белого цвета снова взревело и носом подалось вперед. Почаев посмотрел на своего проводника растерянно и вопросительно.
– Ну, давай.
– Я отвезу тебя в хорошее место, но ближе, чем мы с тобой собирались.
– Ладно.
Почаев снял бейсболку. Выглядело это как знак капитуляции.
Как и обещал Всеслав, место было тихим. У берега остались следы пребывания рыбаков: порванная сеть и пара пустых бутылок из-под "Путинки". Вечерело. Заходящее солнце подкрасило небо рыжими брызгами. Облака разошлись, как кулисы, и не мешали наблюдать красоту заката на Ладоге. Воздух был как коктейль, в который постепенно, но неуклонно добавляли прохладу. Сергей жадно поглощал этот воздух, часто дыша. Он был особенным: густым и бодрящим. К нему нужно привыкнуть, чтобы снова дышать свободно и незаметно.
Прошло около часа. Силуэт, напоминающий парусник, – лодка, а на ней человек в развевающейся куртке-плаще, – уже исчез вдали. Путник остался один, как он и хотел. Когда в нем возобладало чувство, что он сам по себе, Сергей принялся распаковывать снаряжение. Он ловко установил палатку: немногое, чему он научился в пионерлагере. Впрочем, нынешний туристический инвентарь значительно проще и удобнее. Почаев закинул вещи в свой временный дом и пошел к берегу развести костер и организовать себе походный ужин. Совсем стемнело. Бархатную ночь укрыла звездная скатерть. Костер разошелся и выпрямился. Он был небольшой: сидя на широком бревне, путник мог видеть то, что находится за пламенем. Почаев с детства любил обычный черный хлеб, зажаренный на огне.
Сейчас он сидел у потрескивающего огня и подпаливал ломтики хлеба, надетые на ветку.
"Странно, почему вода так волнуется, ветра же нет. Откуда плеск?"
Шум волн усиливался, пока не слился в громкое урчание. Звук был повсюду, и было невообразимо, откуда он исходит. Путник огляделся по сторонам. Вдруг прямо перед ним, поодаль от костра, появилась огромная – с человеческий рост – шахматная фигура. Похоже, это был "белый" король. Фигура задрожала в воздухе.
– Галлюцинация, – относительно успокоил сам себя Почаев.
Вдруг рядом с парящей фигурой, потрескивая, встали еще несколько, тоже белых. В темноте ночи они были скорее из света, чем непосредственно белые.
Сергей потер уставшие глаза в надежде, что внезапный мираж улетучится так же быстро, как и появился. Хлеб уже сгорел. Огонь пробежался по тонкой ветке и был близок к пальцам, заранее предупредив их жаром. Мужчина бросил ветку и подул на руку. Теперь воздух ощущался легким и невесомым. Он дышал медленно и полной грудью. В глазах отражались языки пламени, они, взвиваясь яркими лентами вверх, все равно не заслоняли повисшие в пустоте шахматные фигуры. Птицы передавали друг другу последние вести, послышались их тонкие голоса. Левее, совсем рядом, хрустнула ветка, словно кто-то тяжелый наступил на нее. Ладога не волновалась, а бурлила, как озорной ручей с невероятной силой и размахом.
"Что же это происходит?.. Нестрашное представление, но впечатляет. Неужели это со мной?.."
Молния тонкой длинной веткой разрезала небо на две части, словно кто-то аккуратно провел разделительную черту карандашом. Затем, по другую сторону от неподвижных белых фигур, встали одна за другой черные. Несмотря на темноту неба, они были отчетливо видны, как глянец на матовой поверхности. И начался их марш. На верхушках фигур начали проявляться лица. Это были человеческие лица с безобразными гримасами. Прошло еще несколько минут невесомости и неведения. Сергей потер руки и сидел, не двигаясь. Когда выстроились черные фигуры, в полку белых прибавилось, словно последние выжидали, как удачнее им расположиться. Королева мелькнула раскосыми глазами и светло-каштановыми кудрями. Белые фигуры от старших до младших открыли свои лица. Все были симпатичны, некоторые пешки и один ферзь имели детское выражение.
Ладога подняла две волны, хлопнула ими как огромными ладонями. И… Сначала стало темнее. Даже костер приуныл, не помог и только что подкинутый ворох сухих веток. Ноту взяла пустая тишина. Стало холодно и жутко. Ты – никто, и все – ничто. "Белые" начали дебютную партию. Их ход.
"Игра началась… " – сама собой пришла мысль Почаеву.
Он увидел на огромном ночном небе как на проекторе шахматную партию. Именно такая игра случилась совсем недавно, чуть больше месяца назад в его квартире, на его доске. Тогда, когда Савва Петрович включил новости и позвонил Славка узнать, когда же он сюда приедет. Да, все было так же.
– Я хожу. Белые. "Русская партия" – эхом отдались воспоминания в голове Почаева. И молния огненной сетью прорезала небо под аккомпанемент громовых раскатов.
* * *
С момента прибытия на остров прошла неделя. Каждый день путник с нетерпением ждал своего провожатого, чтобы рассказать ему о случившемся. Чем ближе был день их встречи (они оговорили его заранее), тем слабее становилось желание открыться. Нет, он не боялся насмешек, просто не хотел рассказать о своей странной тайне. Все дни выдались погожими. Сергей получил в полной мере то, чего хотел: тишину и одиночество. Впрочем, о последнем можно поспорить. После такого странного приветствия острова, у Почаева осталось ощущение, что он не один. Оно выросло и, как весенний росток, пробило толстую плиту его обособленности. Путник так растворился в природе (стоит отметить, что более оригинальных сюрпризов она больше не являла), отвлекся от всего, что совсем недавно составляло повседневную жизнь, а теперь осталось где-то за чертой его интересов, что потерял счет времени. И в данный момент сомневался: ему осталось пробыть на острове день или два. Чутье голосовало за первый вариант. И Почаев стал готовиться к отъезду.
