— Мало того, что убил охранника при исполнении, так еще и наследил.
Он укоризненно покачал капюшоном.
— Где мы?
Я спросил, потому что от этой темы меня опять начало подташнивать, хотя и знал ответ.
— В Челябинском метрополитене.
Я попытался сесть, чтобы было удобнее продолжить беседу.
— Спасибо, что спас.
Но эти слова уже никто не услышал. На рельсах позади меня никого не было. Я нащупал фонарик и осветил тоннель в обе стороны. Видимо, уходить бесследно и не прощаясь, было его кредо. Неподалеку от меня лежал труп охранника. Несмотря на него, я поднялся.
Компас на коммуникаторе утверждал, что тоннель идет с севера на юг. Значит, идти мне не так много.
Станция появилась неожиданно. Вдруг эхо моих шагов стало более звучным. Я с одной стороны луч фонаря тонул во мраке. Рельсы кончились еще до поворота линии, и сейчас под ногами был бетон.
Станцию я обследовать не стал. Сразу было понятно, что выхода из нее нет. Был технический выход на поверхность, но он был завален сверху, и открыть его изнутри было невозможно. Ни о каких наклонных шахтах для эскалаторов и речи быть не могло. Да я и не рассчитывал выйти на поверхность здесь. Станция строилась закрытым методом.
Немного побродив, я вернулся в тоннель. На самой станции не было бетонного настила, поэтому, когда в туннеле стало по суше, я устроил привал.
Меня немного морозило. Я еще раз все обдумал. Существовала еще станция торговый центр, но степень ее готовности я не знал. Именно поэтому я сразу пошел на Комсомольскую площадь. Это единственная станция, строившаяся открытым способом. Там больше шансов найти выход, не заваленный обломками. О возвращении в резерв я не мог и подумать.
Но об этом я думал раньше, а вот загадочный человек в черном балахоне никак не вписывался в мои планы.
Кем он был? И чего добивался? Для меня было большой загадкой.
Не думаю, что он хотел мне зла, тогда бы он не стал меня вытаскивать, но и в ангела-хранителя мне верилось с трудом. Скорее всего, он преследовал свои цели, а я был просто частью его плана.
Сделав небольшой глоток спирта, я поднялся. До Комсомольской площади идти около трех километров. За час я планировал одолеть это расстояние. Я шел не спеша, внимательно разглядывая окружающий меня тоннель.
Вскоре я заметил, что воздух стал совсем влажным, а под ногами появилась грязь. Через несколько сот метров грязь стала ощутимо тормозить мои шаги, а потом я увидел свет. Кусок серого неба и звук дождя.
На поверхности была осень.
Земля, вымываемая с поверхности, натекала в тоннель. Сейчас уровень ее доходил мне до колен. Свет был близок, но дойти до него было невозможно. Топкая жижа тормозила все мои движения. Теперь каждый шаг давался с большим трудом. Как в детстве я уговаривал себя встать с кровати, так и сейчас я уговаривал себя сделать шаг.
Погрузившись по пояс, я понял, что дальше я так не смогу. Я упал на эту грязь спиной, причем жижа так и не выпустила моих ног.
Я лежал и думал, что вот так глупо погибнуть, у выхода на поверхность, так и не дойдя до цели.
Лежа на спине, я утонул в грязь совсем немного, сантиметров пять не больше. Это был выход. Увеличив площадь поверхности своего тела, я больше не зависел от наличия пола под ногами. Простейшая физика.
Аккуратно освободив ноги, я перевернулся на живот и пополз.
Последние метров двадцать я не чувствовал ни рук, ни ног, только грязь забивавшаяся в нос, рот и глаза. Но я полз, когда мне хотелось все бросить, я вспоминал Дашу и полз с удвоенной яростью.
Дрожа от усталости и холода я наконец почувствовал обжигающе холодные капли чистого дождя. Только тогда я позволил себе отключиться.
***
Небо было свинцово-серым, но после трех месяцев скальных пород над головой оно показалось мне самым красивым. Крупные капли падали на лицо, отмывая с него грязь.
Первым делом я достал из рюкзака датчики экспресс анализа воздуха. Прибор ничего не нашел. Засунув его назад, я огляделся.
Не знаю, на каком этапе готовности была станция, но сейчас она больше походила на котлован. Куски бетона и арматуры, деревянные бревна, остатки лесов, но больше всего тут было коричневой грязи. Грязь заполняла все. Лишь местами был виден каркас будущей станции.
Чуть дальше от тоннеля стало суше, и я смог опять передвигаться привычным для себя образом. Отсюда было хорошо видно, как сверху потоки коричневой воды стекают в недостроенную станцию. Ливневые каналы либо были забиты, либо повреждены.
Одна из сторон котловины служила для выезда грузовиков с породой, именно там я и решил подняться. День, похоже, подходил к концу, и мне хотелось уснуть где-нибудь в сухом месте.
Когда я говорил про ливневые каналы, я не учел одного, что их больше нет. Ничего больше не было. Посмотрев достаточное количество фильмов про ядерные войны, я ожидал увидеть полуразрушенные дома, брошенные машины с открытыми дверьми, потрескавшийся асфальт, помятые фонари с пучками проводов на изоляторах. Но не было ничего. Ровное до горизонта поле из битого кирпича и бетона. Местами торчали остатки стен, но не более полуметра от земли. Складывалось ощущение, что город просто слизали языком, его в прямом смысле сровняли с землей.
Пораженный я оглядывал пустыню вокруг себя. Невообразимая тишина стояла над местом, где сотни лет не замолкала жизнь. В любое время суток здесь ездили машины. В любую погоду здесь ездили троллейбусы.
Ох, как я любил восьмой троллейбус, проходивший именно здесь. У него был самый длинный маршрут в городе. И если тебе некуда было идти, можно было сесть в него и ехать. В этом троллейбусе мы часто ездили с Дашей, она дремала на моем плече, а я разглядывал ее руки. Мы всегда ехали в никуда. Самое главное было сесть на неудобное сидение так, чтобы спина не затекла раньше, чем ты выйдешь.
Я медленно побрел. Направление ноги выбрали сами. Они несли меня в сторону дома.
Также эти ноги несли меня совершенно пьяного. Когда целый день мы просто так пили водку. Счастливое было время, пили не от радости или горя, а просто так.
Ноги всегда меня выносили из любого состояния. Единственное, что точно помню, как меня тошнило возле моего подъезда. Вот прям на этот желтый кустик. Привычным движением я достал ключ из кармана, хорошо, что нигде не потерял. Почти сразу попал в домофонным ключом в щель. В подъезде меня снова стошнило. Проснусь, пойду мыть. Чтобы продышаться, я пошел пешком. Второй, третий, четвертый этаж. А вот и пятый, его можно узнать по оранжевым ступенькам. Шестой очень хмурый и строгий. Ступеньки, ступеньки, ступеньки. Седьмой. Ступеньки, ступеньки, ступеньки… Ступенька оказалась чуть выше, чем я рассчитывал. Следующая оказалась уже где-то около колена, а там и голова ударилась обо что-то твердое.
