– Опять ты про Карпентера! – с неудовольствием заметила Энн. – Не пойму, чем это он тебе так не угодил.
– Конечно, не тебя он лягнул по раненой руке! – горько усмехнулся жених. – Где уж тебе понять!
– Ты хотел схватить его и передать в руки полиции, а он должен был с тобою осторожничать, так, что ли?
– Поразительно! – ужаснулся Онли. – Моя невеста защищает прохвоста! Моя невеста считает, что…
– Прежде всего твоя невеста считает, что он не прохвост.
– Все коммунисты прохвосты, все они агенты Москвы, святотатцы, изменники, трусливые скотины, любители чужого добра! Боже мой, моя невеста не знает таких простейших истин!
– Твоя невеста не знает всех коммунистов и не берется судить о всех коммунистах, но Карпентера она знает отлично. И если хочешь знать ее мнение, он никакой не прохвост, и не святотатец, и не любитель чужого, и никакой не трус. И если бы твоя невеста не знала, что он коммунист, она считала бы его лучшим из всех ее знакомых.
– Просто счастье, что никто не слышит твоей невежественной болтовни! Наудус покрепче прикрыл дверь из кухни в жилые комнаты. – Одевайся, и пошли на манифестацию. Только, ради всевышнего, не болтай ничего подобного на людях!
– Я не пойду на манифестацию.
– Моя невеста не пойдет на патриотическую манифестацию?!
– Твоей невесте не так уж весело, что началась война. Ты, видимо, совсем упускаешь из виду, что тебя призовут в солдаты одним из первых.
– Ну вот еще! – пробормотал Онли, которому раньше как-то не приходило в голову, что его могут призвать в солдаты. До этой минуты он видел в начавшейся войне только возможность недурно заработать на акциях. Он с нежностью подумал о тощей пачке принадлежащих ему акций, которые лежали теперь в особом конверте на сохранении в банкирской конторе Сантини. – Ну вот еще, придумаешь! Никто меня не возьмет в солдаты… Я… я… ведь ранен! Как ты могла забыть, что я ранен! – От этой приятной мысли он воодушевился. – Раненых в армию не берут.
– Доктор сказал, что через пять-шесть дней ты будешь совершенно здоров.
– Ну, знаешь ли, это еще как сказать… Это ведь в какой-то степени зависит и от меня самого.
– Нечего сказать, хорош патриот! – фыркнула Энн. – В прошлую войну это, кажется, называлось симуляцией.
– Энн, – пошел на попятный ее жених, – ты меня неправильно поняла…
– Нет уж, не говори, я тебя очень хорошо поняла!
– Энн, дорогая, уверяю тебя, я хотел сказать совсем другое.
Энн иронически промолчала.
– Я просто хотел тебе напомнить, что женатых берут на войну во вторую очередь.
– Странно! – Энн насмешливо окинула глазами пустую кухоньку. – Я здесь не вижу ни одного женатого.
– Ты увидишь его здесь через час после манифестации.
– Так пусть он и радуется, – медленно проговорила Энн и побледнела. Она догадалась, на что он намекает, но еще не была уверена, надо ли ей по этому случаю радоваться. – Мы-то здесь с тобой при чем?
– Я попрошу Раста и Довора быть нашими свидетелями.
– Ты хочешь сказать, что…
– Я хочу сказать, что настал, наконец, день нашей свадьбы, крошка ты моя! Дай я тебя обниму, моя славная женушка!
– Но ведь еще три минуты тому назад ты об этом и не помышлял!
– Такие решения приходят в голову сразу, в одно мгновенье, как все настоящие мужские решения.
Он хотел сослаться на то, что третьего дня ему так же неожиданно пришло в голову купить акции, но промолчал. Он не был уверен, что Энн одобрила бы такое использование не принадлежавших ему денег. Ко всему прочему, она, кажется, не на шутку привязалась к его сопливым племянникам.
– Что же ты молчишь, солнышко мое? – спросил он, обняв невесту. – Разве ты не рада?
– Я очень рада, – отвечала Энн и расплакалась. – Только я не думала, что это случится так неожиданно. Я так мечтала об этом дне, но я не думала, что это произойдет так неожиданно…
Она была бы, пожалуй, совсем счастлива, если бы не сознание, что окажись его рана посерьезней, он и не подумал бы о женитьбе, пока не будет выкуплена мебель.
– Значит, пошли?
– Нет, – сказала Энн, – я не пойду.
– Но мы с тобой прямо с манифестации захватим свидетелей и попросим мэра нас обвенчать.
– Пусть это будет завтра, – сказала Энн. – А сегодня ты иди один, если не хочешь остаться со мной.
– Я не могу остаться.
– Если не можешь остаться со мной.
– Ничего не понимаю.
– Мне хочется поплакать, – сказала Энн.
– В такой торжественный день?
– В такой торжественный день, мой дорогой. И если бы ты хотел сделать мне приятное, ты бы тоже остался дома.
– У моей невесты мог бы в такой день быть больший патриотический подъем.
– Твоей невесте очень страшно, Онли… Война. Сколько людей убьют! Молодых, старых, детей. Сколько домов разрушат!
– Ну на этот счет ты можешь быть спокойна: до Кремпа враг не доберется.
– Разве дело только в Кремпе, Онли!
– В пять дней мы раздолбаем Полигонию, как глиняный горшок. Право же, все обойдется в высшей степени благополучно. Уверяю тебя.
– Мне очень хочется поплакать, – сказала Энн. – И потом, нужно приготовить обед получше. Ведь у нас с тобой сегодня такой день!
– Госпожа Полли прекрасно бы с этим справилась, уверяю тебя.
– Мне очень хочется поплакать, – сказала Энн.
– Мне нужно сегодня приготовить обед получше, – улыбнулась заплаканная Энн, возвратившись с кухни. – Онли… Завтра мы с ним обвенчаемся…
Фрау Гросс прослезилась, обняла ее, поцеловала. Эта девушка ей все больше нравилась. Не стоит ее этот Онли, право же не стоит! Но это уже их дело…
– Поздравляю вас, Энн, – пожал ей руку профессор. – Желаю вам счастья. От всей души.
– Мы с вами, милая, такой обед состряпаем, что и губернатору вашему не снилось, – сказала профессорша.
– И я! Тетенька Полли, тетенька Энн! И я… – взвизгнула от восторга Рози. – Можно мне помогать вам стряпать обед? Ведь вы теперь будете мне самая настоящая тетя, как тетя Анна-Луиза?
– Такая же самая, – Энн за острые локотки подняла девочку и звонко расцеловала ее в обе щечки, которые за эти два дня сытой жизни уже успели несколько порозоветь. – Только чтобы меня слушаться, понятно?
– Тетенька Энн! – воскликнула девочка, потрясенная таким недоверием. Разве я вас не слушалась?
– Тетя Энн, – сурово промолвил Джерри и, как и надлежит мужчине, пожал ей руку. – Я очень рад, что вы станете моей настоящей тетей… Вы мне нравитесь. Не то, что, – он чуть было не брякнул «дядя Онли», но вовремя поправился, – не то, что тетя Грэйс, которая там, в Фарабоне.
Даже Рози догадалась, что он собирался сказать.
– Чудная погода! – нарушила неловкое молчание профессорша. – А вы коптите дома. Почему бы вам, господин Гросс, не взять ребятишек и не погулять с ними на свежем воздухе часика полтора, даже два?